Зайка

– Потому что ты их ненавидишь, верно?

Я чувствую, что краснею.

– Этого я не говорила.

– Не-а, говорила. Забыла? Мы были на весенней тусовке и вышли покурить. Я дал тебе сигарету, ты еще пыталась фильтр прикурить, помнишь? Я хотел дать тебе другую, но ты все равно закурила первую. Это было прикольно. Мне кажется, ты тогда уже здорово набралась. Ну и я спросил у тебя, как дела, а ты сказала: «Отвратительно». И я спросил: «Почему?», а ты ответила: «Мои однокурсницы – просто тупые курицы, Иона. Пуделиная выставка на выезде, а не однокурсницы».

Теперь я припоминаю. Нос наполняет гадкий запах горелого фильтра и моих собственных горелых волос. В горле закипает желчь, вызванная их заячьими нежностями. Пьяное сердце тяжело перекачивает кровь, пресыщенную ядреной смесью самого разного алкоголя, который я потребила на том жалком подобии вечеринки. Переулок кажется странно узким. Все как будто немного смещается влево. В крови кипит злоба, которую породило во мне булькающее заячье болото и бесконечные обнимашки, исполненные горя, что придется расстаться на лето. И все это пьяное сюсюканье. Я буду так по тебе скучать, Зайчоночек мой! Заинька, и я буду скучать! И я, Зайка, и я! Нет, Зайка, я буду скучать больше.

Шлюхи дрессированные!!!

– Я этого не говорила! – говорю я, уставившись на дорогу.

– Да нет, говорила. Я еще помню, удивился, но потом такой – ладно, окей, наверное, ей лучше знать, они все-таки учатся вместе. Я обычно на такие штуки внимания не обращаю. Стараюсь не обращать. Мне они казались хорошими, – он смотрит на меня с улыбкой – спокойный и счастливый, живущий в своем мирке, где все вокруг – хорошие люди. Никто не желает друг другу зла. Ну а как иначе.

– Никакие они не хорошие, – слышу я словно со стороны свой собственный голос. – Совсем.

– Разве нет?

Так и хочется сказать ему – да они все время над тобой потешаются. Говорят, что от тебя вечно воняет травой, и единственная причина, по которой тебе удается сносно писать, – это то, что у тебя мозги забродили от всей это наркоты. Они потешались над нарядом твоей сестры, когда та пришла на конкурс в прошлом году поддержать тебя. Они даже мне об этом написали, хотя до этого никогда не писали. «Эй, сестренка, ты видела эту шляпку?» И несколько смайликов: мартышка закрывает глаза, мартышка закрывает рот, кот, плачущий от смеха.

– Нет, – говорю я, глядя на него, глядя ему прямо в глаза. – Они плохие.

– Ха, – безрадостно говорит он, подняв брови. – Тогда почему ты у них в подружках?

Действительно, Саманта, почему? Хороший, блин, вопрос.

– Я просто… – начинаю было я, но тут краем глаза в пассажирское окно как будто замечаю Аву.

Ее черную куртку, мелькающую среди спин прохожих.

– Иона, стой!

Я выскакиваю из машины за миг до того, как она окончательно останавливается, оскальзываюсь на тротуаре – лужи быстро превращаются в лед – и бегу за ней. Ава, Ава! Я хватаю ее за обтянутое черной кожей плечо.

Она оглядывается. На меня вопросительно смотрят совершенно незнакомые глаза.

* * *

Я возвращаюсь к машине, из которой все еще ревет страннаямузыка. Иона ждет меня. Я сажусь на лопнувшее переднее сиденье и обхватываю мокрую голову руками.