Зайка

Саманта. Когда она в последний раз звала меня по имени?

– Девочки беспокоились за тебя, но я сказала им: не волнуйтесь. Саманте просто нужно время.

Она смотрит на меня с такой печальной улыбкой. Ох, Зайка. Ты по-прежнему так далека от нас, и почему-то упрямо стоишь на месте и не хочешь догнать нас и влиться. А ведь я убивала ради тебя бог весть сколько раз. Дарила тебе платья. Мы все дарили тебе тепло наших сердец, согревая так, как никто и никогда не согревал тебя уже очень много лет. Но я понимаю, тебе все еще нужно личное пространство и время побыть одной, возможность немножечко побаловать своего внутреннего волка-одиночку. И ты только подумай, мы ведь не мешали тебе, позволяли все это, даже несмотря на то, что нас это расстраивало. Естественно, расстраивало. Очень досаждало и бесило.

Я опускаю голову. Но спросить все равно нужно.

– Что ты сказала Аве?

Судя по тому, что ее темные глаза мигом обращаются в камешки, она хочет сказать мне: Не переходи черту, Зайка. Но вместо этого пытается отшутиться.

– Кому? – фальшивое замешательство у нее на лице сменяется не менее фальшивым пониманием: – А, ты имеешь в виду твою подругу. Она ведь твоя подруга, не так ли? Ева? Или Ада?

– Ава, – говорю я, и меня тут же пронзает такое чувство, будто я сказала ей то, что не нужно было.

– Да, Ава, верно. У нее такой стиль. Как по мне – мрачновато и чересчур экстравагантно, но весьма самобытно. Я бы даже сказала идеальное сочетание. Именно так, как я себе и представляла, – меня начинает мутить от выражения показной печали на ее лице. – Как так вышло, что ты до сих пор ни разу о ней не упоминала, Саманта? – спрашивает она, нацепив на себя маску обеспокоенного психотерапевта, и наклоняется ко мне так близко, что я слышу запах эфирных масел, которые она добавляет в свои ванны.

– Что ты ей сказала? – упрямо спрашиваю я, удивляясь свой настойчивости.

Уголки ее рта врезаются глубже в жесткой улыбке, глаза превращаются в две черные дырки.

Ты такая, та-ака-ая красивая, в слезах признавалась ей я недавно вечером. Хотя в тот момент она вовсе не казалась мне красивой, скорее внушала ужас своими серебристыми волосами и черными глазами.

– Мы разговаривали, а потом она просто развернулась и ушла.

– Просто развернулась и ушла? И все?

– Я спросила, какие питомцы были у нее в детстве. Просто чтобы поддержать разговор. Не представляю, почему это вдруг вывело ее из себя, – она беспомощно пожимает плечами. Ох, Саманта, видимо мне не дано постичь все эти странные повадки, свойственные тебе и твоему дикому племени. – Но мне показалось, что она куда-то спешит. Наверное, она опаздывала на встречу с кем-то другим? Я не стала расспрашивать.

В поисках Авы я обыскиваю всю стоянку, но ее нигде нет. Тучи набухли над обветшалыми домами. Их обветшалые владельцы стоят на остановке, ждут, когда за ними приедет не менее обветшалый автобус. Это место пронизано отчаянием, Хмурая. Да что там, оно само воплощение гребаного отчаяния.

Я оборачиваюсь к Элеанор. Она стоит на тротуаре и наблюдает за мной с выражением снисходительного сочувствия, и… чего еще? Жалости? Или любопытства? Не могу понять, вот только у меня от этого внезапно бегут мурашки по коже.

– О, смотри, а это не твой друг Иона вон там?

– Что? Где?

– Да вон. Эй, Иона! Привет! Иди сюда! Иона! – она машет рукой.