Призрак Оперы

И вот мы взобрались наверх… Нет, люк открыт, но в зеркальной комнате теперь так же темно, как в погребе, откуда мы ушли!.. Мы окончательно выбираемся из погреба, тащимся по полу комнаты пыток, по полу, который отделяет нас от порохового погреба… Который час?.. Мы кричим, мы зовем!..

– Кристина!.. Кристина!.. – взывает изо всех возвращающихся к нему сил господин де Шаньи. А я зову Эрика, напоминая, что спас ему жизнь. Но никакого ответа!.. Ничего, только наше собственное отчаяние, наше собственное безумие, который час?.. «Завтра вечером, в одиннадцать часов!..» Мы спорим, мы пытаемся измерить проведенное здесь время, однако мы не способны рассуждать здраво… Если бы можно было взглянуть на циферблат часов со стрелками, которые показывают время!.. Мои часы давно остановились, но у господина де Шаньи они пока идут… Он сказал, что завел их, когда одевался вечером, собираясь в Оперу… Мы пытаемся сделать какой-то вывод из этого факта, позволяющий надеяться, что роковая минута еще не наступила…

Малейший звук, доносящийся из люка, который я безуспешно старался вновь закрыть, повергает нас в жестокую тревогу… Который час?.. У нас не осталось спичек. А между тем надо бы узнать. Господин де Шаньи решил разбить стекло своих часов и потрогать стрелки… Воцаряется полнейшая тишина, пока он на ощупь кончиками пальцев вопрошает стрелки. Кольцо часов служит ему отправной точкой!.. По расположению стрелок он определил, что сейчас как раз где-то около одиннадцати…

Но одиннадцать часов, которые заставляют нас содрогаться, возможно, уже прошли, не так ли?.. Вдруг сейчас десять минут двенадцатого, и впереди у нас еще, по крайней мере, двенадцать часов?

– Тихо! – крикнул я вдруг.

Мне почудились шаги в соседней комнате. Я не ошибся!

Послышался шум дверей и вслед за тем торопливые шаги. Стук в стенку. Голос Кристины:

– Рауль! Рауль!

Ах, теперь мы кричим все вместе – и по ту, и по другую сторону стены. Кристина рыдает, она не знала, застанет ли господина де Шаньи в живых!.. Эрик был страшен, вот уж поистине чудовище… Он был как в бреду, дожидаясь, когда она согласится произнести «да», в котором ему отказывала… А между тем она обещала ему это «да», если он отведет ее в комнату пыток!.. Но он упрямо не соглашался, не скупясь на жестокие угрозы в адрес тех, кто принадлежит к роду людскому… Наконец, после долгих часов этого ада, он только что вышел, оставив ее одну подумать в последний раз…

…После долгих часов!..

– Сколько сейчас времени? Сколько времени, Кристина?..

– Одиннадцать часов!.. Без пяти минут одиннадцать!..

– Но какие одиннадцать часов?..

– Те самые, которые должны решить: жизнь или смерть!.. Он только что напомнил мне об этом перед уходом, – хриплым голосом продолжает Кристина. – Он ужасен!.. Говорит какой-то бред, сорвал свою маску, и его золотые глаза мечут пламя! Он все время смеется!.. Сказал мне со смехом пьяного демона: «Пять минут! Оставляю тебя одну по причине твоей пресловутой стыдливости!.. Не хочу, чтобы ты, как все робеющие невесты, краснела передо мной, когда скажешь «да»!.. Какого дьявола! Мне ли тебя не знать!» Говорю вам, он был похож на пьяного демона!.. «Держи! – сказал он и сунул руку в мешочек жизни и смерти. – Держи! Вот бронзовый ключик, который открывает шкатулки черного дерева, что стоят на камине в спальне Луи-Филиппа… В одной из этих шкатулок ты найдешь скорпиона, в другой – кузнечика, прекрасные зверюшки, сделанные из японской бронзы; они говорят «да» и «нет»! Тебе остается только повернуть скорпиона на его стержне, чтобы он оказался в положении, противоположном тому, в каком ты его найдешь. В моих глазах, когда я вернусь в спальню Луи-Филиппа, в свадебную комнату, это будет означать: да!.. Кузнечик же, если ты повернешь его, скажет мне: нет! когда я вернусь в спальню Луи-Филиппа, в комнату смерти!..» А сам все смеялся, как пьяный демон! Я на коленях просила у него ключ от комнаты пыток, обещала навсегда стать его женой, если он согласится отдать его… Но он заявил, что ключ этот никогда больше не понадобится, что он бросит его на дно озера!.. А потом все так же со смехом пьяного демона оставил меня, сказав, что вернется не раньше чем через пять минут, он знает, как должен вести себя галантный мужчина, уважающий женскую стыдливость!.. Ах, да, и еще он крикнул: «Кузнечик!.. Осторожней с кузнечиком!.. И дело не только в кузнечике, вместе с ним летит все!.. Все!.. Все летит в тартарары!..»

Я пытаюсь воспроизвести здесь отдельными фразами, словами, восклицаниями смысл бредовых речей Кристины!.. Ибо за эти сутки ей довелось испить до дна чашу человеческих страданий, наверное, она страдала больше нас!.. Каждую минуту Кристина прерывала и себя и нас, спрашивая: «Рауль, тебе плохо?..» Она ощупывала стены, ставшие теперь холодными, и все удивлялась, почему они были такими горячими!.. Но вот прошли пять минут, в моей бедной голове всеми своими лапками заскребли скорпион с кузнечиком!..

Меж тем я сохранял достаточную ясность ума, чтобы понять: если повернуть кузнечика, кузнечик прыгнет – но куда? – и увлечет за собой – возможно, в бездну – многих из тех, кто принадлежит к роду людскому! Никаких сомнений: кузнечик подключен к электрическому току, его назначение – взорвать пороховой погреб! Господин де Шаньи, который, услышав голос Кристины, вновь, казалось, обрел душевные силы, торопливо объяснил девушке, в каком жутком положении мы находимся – и мы, и вся Опера. Надо поворачивать скорпиона, и немедленно…

Скорпион, означавший «да», которого так жаждал Эрик, должен, очевидно, предотвратить катастрофу.

– Ступай же!.. Ступай, Кристина, моя обожаемая жена!.. – молил Рауль.

Наступило молчание.

– Кристина, где вы? – воскликнул я.