Призрак Оперы

– Она поет сегодня так, что даже люстра того гляди не выдержит!

В едином порыве директора поднимают глаза вверх, и раздается их страшный крик. Люстра, огромная масса люстры скользила, словно отвечая на зов этого сатанинского голоса. Оторвавшись, люстра устремилась с высот зала вниз и рухнула посреди партера под бурю воплей. Началось нечто невообразимое, всеобщее «спасайся кто может». В мои намерения вовсе не входит запечатлеть здесь исторический момент. А любопытным остается лишь открыть газеты того времени. Было множество раненых и одна убитая.

Люстра обрушилась на голову несчастной, явившейся в тот вечер в Оперу первый раз в жизни, на ту, кого господин Ришар прочил в преемницы мадам Жири, то есть билетерши Призрака. Она умерла сразу же, и на следующий день одна газета вышла с таким крупным заголовком: Двести тысяч килограммов на голову консьержки! Это все, что ей досталось в качестве надгробного слова.

Глава IX

Таинственная двухместная карета

Этот трагический вечер оказался пагубным для всех. Карлотта заболела. Что же касается Кристины Дое, то она исчезла после представления. Прошло две недели, но в театре она не появлялась, не показывалась и вне стен театра.

Не следует смешивать это первое исчезновение без всякого скандала с тем знаменитым похищением спустя какое-то время, которое произошло при столь загадочных и трагических обстоятельствах.

Рауль, естественно, тоже не понял причин отсутствия дивы. Он писал ей на адрес госпожи Валериус, но не получил ответа. Поначалу он не слишком удивился, зная ее расположение духа и решимость порвать с ним всякие отношения, хотя до сих пор не мог разобраться почему.

Он страшно тосковал и в конце концов забеспокоился, не видя певицу ни в одной из программ. «Фауст» прошел без нее. Однажды около пяти часов пополудни он решил поинтересоваться в дирекции причинами исчезновения Кристины Дое. Оба директора выглядели крайне озабоченными. Даже друзья перестали их узнавать: они утратили былую жизнерадостность и задор. В театре их видели бледными, с постоянно опущенными головами и хмурыми лицами, словно им не давала покоя какая-то страшная мысль или злая судьба, ведь стоит ей невзлюбить кого-то, и человеку нет спасения.

Падение люстры предполагало ответственность многих, однако заставить объясниться на сей счет господ директоров оказалось делом чрезвычайно трудным.

Расследование пришло к выводу о несчастном случае, причина которого – износ подвесных систем, но разве не входило в обязанность прежних директоров, равно как и новых, вовремя заметить этот износ, не доводя дело до катастрофы?

Кроме того, следует сказать, что господин Ришар и господин Моншармен настолько переменились с тех пор, стали такими далекими, такими загадочными, такими непостижимыми, что многие из абонированных вообразили, будто некое, еще более ужасное, чем падение люстры, событие изменило душевный настрой директоров.

В своих повседневных отношениях они проявляли крайнюю нетерпимость, исключение составляла лишь мадам Жири, которая вновь приступила к исполнению своих обязанностей. Так что нетрудно себе представить, каким образом встретили они виконта де Шаньи, когда тот пришел к ним справиться о Кристине. Они ограничились ответом, что она в отпуске. Виконт спросил, сколько времени продлится этот отпуск; ему довольно сухо сообщили, что он неограничен, ибо Кристина Дое попросила его по причине здоровья.

– Значит, она больна! – воскликнул виконт. – Что с ней?

– Понятия не имеем.

– Стало быть, вы не посылали к ней доктора из театра?

– Нет! Да она и не просила об этом, а так как мы полностью доверяем ей, то поверили на слово.

Все это показалось Раулю неестественным, и он вышел из Оперы во власти мрачных дум, решив тем не менее отправиться за разъяснением к госпоже Валериус.

Разумеется, он помнил решительный наказ Кристины, запретившей ему в письме искать встреч с ней. Но то, что ему довелось увидеть в Перро, то, что он слышал за дверью гримерной, а также разговор, состоявшийся у него с Кристиной на краю долины, – все это наводило его на мысль о каких-то кознях, при всей своей видимой дьявольщине остававшихся вполне земными и человеческими.

Восторженное воображение девушки, ее нежная, чересчур доверчивая душа, нехитрое воспитание, легенды, окружавшие ее в юные годы, постоянные мысли об умершем отце, а главное, состояние возвышенного экстаза, в которое погружала ее музыка, как только это искусство представало перед ней в определенных, не совсем обычных условиях, – разве не была тому подтверждением сцена на кладбище? – все это представлялось молодому человеку благодатной духовной почвой для осуществления пагубных замыслов некоего таинственного и бессовестного персонажа. Чьей жертвой стала Кристина Дое? Вот вполне разумный вопрос, которым задавался Рауль, торопясь к госпоже Валериус.