– За себя говори. – Вера пихнула его локтем в бок. – Вот ведь мужчины, да, Наташ? Старые ворчуны.
– Ой, не то слово! Зато мы, девчонки, вечно молодые, вечно пьяные!..
Женский смех журчал, как вода в фонтане, на бордюр которого, докушав сладкую вату, вскочила Настёна и принялась там бродить. Вокруг бегали другие дети. Двое мальчишек лет двенадцати брызгали друг в друга водой. Молодая мамочка, сама еще почти ребенок, держала одной рукой коляску, а другой телефон, что-то выговаривала в трубку. Высокий мужчина с убеленной сединами головой медленно катил кресло с укрытой пледом старухой. Над парком разливалась музыка из старых советских фильмов о войне.
– А вы, смотрю, быстро нашли замену!
– В смысле? – не понял Дима.
– Ну как же? Куклу новую купили для солнышка вашего, – махнула Сатурова в сторону фонтана.
Вера прыснула:
– Значит, это все-таки… Не поверишь, Наташ, – мы тут гадали, не твой ли это подарочек.
Настёна спрыгнула с бордюра прямо перед ними.
– Ма-ма, – громко сказал пупс, бессмысленно таращась на взрослых круглыми зенками.
– Мой? Да нет же, сами смотрите, – Сатурова выхватила из рук девочки куклу и подняла, демонстрируя. – Она же совсем другая! Она больше, у нее волосы, а главное…
Сатурова резко сжала пупса, вдавив пальцы глубоко в игрушечное тело, почти пронзая бока куклы разукрашенными ногтями.
– Ма-ма! – жалобно пискнул пупс.
– Видите? Она мягкая! Потому что это винил, имитация кожи. А моя была из пластика… – Она стиснула куклу еще несколько раз.
– Ма-ма! Ма-ма!
Винил? Дима глазам своим не верил. Он готов был поклясться, что еще вчера пупс был отнюдь не мягким и мнущимся, а твердым на ощупь.
– Ма-ма!
– Тетя Наташа, отдай! Ты делаешь маленькой больно!
– Что? Да как ты…
Щека Сатуровой дернулась, как от пощечины. Искусственная улыбка начала таять, но Натали быстро пришла в себя и снова засверкала винирами: