«Почитай надосуке, димон. верь полезно будит. очень.
Важно».
Сайт подсказывал, что сам Сергей уже не онлайн. Дима перешел по ссылке и попал на статью какого-то чернушного портала с фейковыми видео призраков и «страшными» историями, написанными столь же безграмотным языком, каким писал сам Сатуров. Белым шрифтом на черном фоне, конечно же, – создатели подобных страничек редко задумывались о том, насколько удобно такие тексты читать.
Статья относилась к разделу «Мистическии (именно так, с «и» вместо «е» на конце слова) истории» и рассказывала о японской кукле, в которую якобы вселилась душа умершего ребенка, из-за чего у куклы постоянно отрастали волосы. Вчитываясь в текст, Дима отметил, как часто в нем упоминались конкретные даты, имена и названия – смахивало на то, что в основе байки все-таки лежали какие-то реальные факты. В 1938 году, говорилось в статье, семья скончавшейся девочки передала Окику (так звали девочку – и так стали звать куклу) в храм города Ивамидзава – к тому времени волосы странной игрушки выросли до двадцати пяти сантиметров.
В самом низу страницы нашлось и фото, правда, неважного качества – зернистое, слегка смазанное. С него на Диму смотрела черными, лишенными зрачков глазами сама Окику. Маленький узкий рот, пухлые, неестественно белые щеки. Совсем как у Настёниного пупса.
Дима всматривался в это странное лицо, одновременно похожее и непохожее на лицо живого ребенка – и чувствовал, как ледяной холод, зарождаясь в животе, поднимается выше, к сердцу.
На следующий день, пока Вера пропадала на работе, Дима повел дочь в торговый центр. Он настоял, чтобы та оставила «маленькую» дома, сославшись на то, что на улице нынче пасмурно и кукла рискует заболеть. Гуляя по ТЦ, как бы невзначай завел Настёну в магазин на втором этаже – тот самый, где ночник для детской покупали. В глубине души Дима надеялся, что дочка «влюбится» в очередную модель Барби, Губку Боба или плюшевого пони – и что это позволит побыстрее избавиться от винилового подобия ребенка, прописавшегося в их квартире.
Однако Настёна оставалась равнодушной ко всему, откровенно скучала и то и дело поторапливала отца.
– Смотри, сколько тут всякого, – говорил он, ощущая на себе подозрительный взгляд молоденькой продавщицы. Понимая, что со стороны они с Настёной выглядят странно: взрослый мужчина уговаривает маленькую девочку купить игрушку, а та ведет себя так, словно это какой-то чужой дядька к ней пристает, а не родной папаша.
– Ну, смотри, вот это как тебе? Или это? Неужели ничего не нравится?
– Не-а…
– Эх. Тогда пойдем кушать. Извините, – кивнул Дима продавщице, уводя дочь из магазина.
На обед они устроились за столиком в ресторанном уголке. Себе он купил, расплатившись кредиткой, ролл с курицей и пиво в прозрачном пластиковом стакане, а Настёне мороженое и сок. Вера бы такой перекус не одобрила, но Диме хотелось потянуть время, чтобы как можно дольше удерживать дочку от общения с куклой.
Настёна сок не стала пить вовсе. Мороженое лизала редко, без интереса, периодически бросая взгляды в сторону эскалатора – хотела домой. Дима расправился с половиной ролла и подумывал заказать еще пива, когда совсем рядом, над ухом, раздался восторженно-радостный крик:
– Ах вы мои хорошие, солнышки мои!
Блеск винира меж обильно напомаженных губ, ярко-красных в контраст с бледными щеками – Натали Сатурова выглядела еще более искусственной, чем обычно. Слой пудры стал толще. Местами на подсохшем макияже проступали тонкие трещинки. Тени вокруг глаз углубились.
– Привет, – кивнул ей Дима.
– А я думаю, не Настёна ли это со своим прекрасным папой – и точно! Здравствуй, золотце!
– Здрасте, тетя Наташа.
– Приветики-приветики! – Сатурова наклонилась чмокнуть девочку, а затем совершенно неожиданно поцеловала в щеку и Диму.