Вот только раньше, думал Дима, кукла была не такой большой.
Утром они обнаружили куклу на кухонном столе. Привалившись спиной к хлебнице, пупс посматривал на людей блестящими глазами с расширенными, как у обдолбанного торчка, зрачками.
– Неужто ей наконец надоело с ним возиться? – проворчал Дима.
– Знаешь, мне начинает казаться, что у тебя пунктик насчет этой куклы, – сказала Вера.
– Да что ты говоришь, – не удержавшись, съязвил он.
– То и говорю, что не одна Настёна уделяет ей слишком много внимания. Ты и сам все время говоришь только о куклах. Мне уже можно начинать ревновать?
– Глупости. Я говорю о ней только потому, что она мне не нравится. Разве ты не видишь – дочь проводит с куклой больше времени, чем с нами.
– Что ж, – вздохнула Вера. – Теперь кукла валяется тут – может, период обожания закончился?
– Я бы мог отнести ее на свалку…
– Погоди. Все-таки Настя заметит, если она исчезнет вот так, внезапно.
– Тогда пусть привыкает без нее.
Дима взял пупса и отнес к шкафу в коридоре. Глянув на всякий случай в сторону детской, осторожно, чтобы не производить лишнего шума, сдвинул дверь. Устроил куклу на полке с ложками, бархотками для обуви и другими аксессуарами. Над полкой на вешалках болталась их с Верой зимняя одежда – пальто, куртки. Тень накрыла лицо куклы, и на мгновение Диме почудилось, что глаза пупса по-кошачьи блеснули в темноте зеленым.
– Попробуем так. Постепенно…
Он начал задвигать панель, но кукла вдруг завалилась вперед, в последний момент попав головой между створок. Маленький круглый череп смялся под давлением, золотистые пряди прилипли к дверному профилю.
– Ма-ма! – раздался жалобный писк.
Дима вздрогнул:
– Твою мать!
– Дим!.. – сердито воскликнула Вера.
– Ма-ма, – автоматически повторила Настёна, стоя на пороге детской.
Родители молча переглянулись. Дима сглотнул – в горле пересохло. Девочка медленно потянулась, зевнула и громко спросила уже своим обычным голосом: