Восхищение

22
18
20
22
24
26
28
30

Докурив, Живов спустился в метро. Сразу стало легче. Он пристроился в уголке вагона и все следующие сорок минут дороги то и дело возвращался к образу девушки с обложки журнала. Живов как бы дорабатывал портрет воображаемыми карандашами. Добавлял тени, менял интонации рисунка, обозначал детали, уточнял композицию. Осталось добраться до гостиницы, взять блокнот и завершить этот ее странный, чуть задумчивый взгляд, шрамик на носу, излом тонких пальцев, касающихся подбородка. Добиться идеальной схожести, а потом – спрятать!

Из метро, в потоке людей, выплыл к остановке, дождался маршрутки и еще с полчаса ехал сквозь ночь и метель в неведомые дали. В маршрутке было душно и потно. Хотелось распахнуть какое-нибудь окно и глотнуть свежего воздуха, пусть даже и со снегом.

На нужной остановке выбрался на улицу и стоял несколько минут, не в силах отдышаться. В людском потоке ему едва не отодрали лямку рюкзака (Живов слышал, как трещали швы). Проверил – вроде держится. Тут же, не утерпев, присел на лавочку под козырьком, выудил эскиз и карандаш. Добавил несколько штрихов, сделал выразительнее взгляд, пока не замерзли пальцы.

Неожиданно вновь возникло желание. Словно во второй раз за час решил заняться сексом. С настоящими девушками у Живова, конечно, такое бывало. Но чтобы с воображаемой?.. Обычно хватало одного раза, а потом Живов терял к рисунку интерес, прятал его и забывал. После онанизма казавшиеся живыми образы девушек превращались в обычные карандашные линии, нарисованные не слишком-то талантливо и даже неряшливо. Не было в них больше жизни, словно Живов выплескивал вдохновение вместе со спермой.

Но сейчас все было наоборот. Девушка с рисунка не только не утратила своей живости, но стала как будто еще более реалистичной, как будто в ней появилось что-то такое, что Живов и не думал рисовать. Неуловимое и таинственное.

Живов несколько минут разглядывал рисунок, а вернее – не мог оторвать взгляда от взгляда нарисованной девушки. Член стоял колом, побаливая от напряжения. Наконец Живов отвлекся, огляделся, соображая, что если быстрее найти гостиницу, то можно будет запереться в номере, а там – туалет. Или сразу на кровати. Стащить штаны, взять лист с рисунком, ну и…

4

На Форум молодых художников его пригласили около месяца назад. На почту свалилось письмо от старого друга из Москвы, который был личностью творческой и увлеченной: много рисовал в непонятных стилях, устраивал перформансы при помощи банок с красками и обнаженных женских тел, ел одежду из конопли и даже один раз облил себя кефиром в вагоне метро, предварительно раздевшись до семейных трусов. В общем, Живов с ним хоть и дружил еще со студенческой скамьи, но предпочитал тесно не связываться. Мало ли что. Ходили слухи, что друг однажды сидел за мошенничество – подстрекал людей продавать ему свои души, а платил гнилыми яблоками. Мол, какая душа, такая и плата. Сгорел он на фотографиях в инстаграме, где его разоблачили специалисты по черной магии.

О времена.

В письме друг писал о том, что является учредителем крупнейшего Форума молодых художников России и приглашает, значит, Живова принять участие как почетного гостя и эксперта. Художников в России много, а талантливых мало, писал друг, поэтому, хоть Живов не попадает под категорию «молодых», его все равно на этом Форуме ждут с распростертыми объятиями, чтобы поделился, значит, опытом и показал молодежи, где скрывается истинный талант.

Живов был польщен. То есть, конечно, он и так знал, что хорошие художники на дороге не валяются, но как всякий творческий человек был склонен к тщеславию и падок на лесть.

Форум, конечно, был не крупнейшим и даже не средним. Деньги выделял какой-то округ Москвы, дабы поставить галочку в расходе бюджетных средств на развитие культуры.

Друг пообещал бесплатный проезд в обе стороны и проживание с питанием.

Перед поездкой Живов отобрал несколько работ для презентации. Взял эскизы, завершенные картины и, подумав, достал из-под матраса папки с рисунками женских лиц. Это была вся его спрятанная коллекция за десяток лет. Во взгляде каждой девушки сохранились искорки того удовольствия, которое получал Живов, онанируя. Зарисовки сокровенных желаний. Интимные карандашные линии. Во всяком случае, так ему казалось.

Живов перебрал портреты, подолгу вглядываясь и вороша прекрасные мгновения в памяти. Как будто общался с бывшими любовницами, с которыми расстался по обоюдному согласию, без обид и упреков. С портретами невозможно было поссориться. Они ничего не требовали, а просто смотрели на Живова. Причем тем взглядом, который он нарисовал сам. И хотя ни с одной из этих женщин он больше не проведет ни минуты в туалете, ванной или на кровати – все они были ему дороги. Всех он хранил в памяти и на бумаге, пусть даже небрежными набросками и безжизненными эскизами.

Спустя два часа отобрал одно лицо – красивую блондинку с пышными закрученными локонами. Попытался вспомнить, когда и где нарисовал ее, но, увы, образ выветрился из памяти.

На следующий день Живов сел в старый лязгающий, тяжелый плацкартный вагон и помчался в Москву.

5

Гостиница выплыла из темноты и снега, словно черновой набросок из-под карандаша обезумевшего художника. Мутные пятнышки горящих фонарей у крыльца разгоняли ночь. Стены старого здания ощетинились осколками кирпичей и чернели трещинами. Свет горел всего в трех окнах на третьем и пятом этажах.

Что-то похожее Живов и ожидал увидеть. Слишком долго он брел сквозь ночь, отмахиваясь от снега, словно от комарья, слишком сильно устал и замерз, чтобы наткнуться вдруг на нормальный современный отель. Нет, именно старое, потрепанное, грязное и наверняка сгнившее до фундамента здание должно было предстать перед ним.

Живов быстро поднялся по ступенькам, стараясь не поскользнуться на наледи. За входной дверью обнаружился уютный холл, резко контрастирующий с внешним видом здания. Как-то все было ухожено, залатано и вполне даже по-европейски.

У стойки регистрации стоял тот самый старый друг. Был он растрепан, неказист, сутул и взбудоражен.