– Пора переставать смотреть телевизор, – бормочу я. Хотя, наверное, дело не только в телевизоре. Сейчас на детей вываливается отовсюду столько информации, что они просто не успевают все переварить. Вот и выдумывают всякое.
Электричка начинает притормаживать на какой-то очередной безымянной станции. За окном мелькают покрытые зеленой мякотью деревья.
Юлька подхватывает вещи и бежит по вагону к рюкзачку. Запихивает сначала очки, потом шляпу. Улыбается, довольная.
Я говорю:
– Ты мне никогда не рассказывала про похороны… вещей.
– Ты же не спрашивал. Мама тоже не спрашивала.
– Тебе снился дедушка?
– Очень часто. Мне снилось, что он ищет свой пиджак и какой-нибудь галстук. Будто не успел одеться перед тем, как…
Снова сбивчивый детский голосок звучит чересчур серьезно. Мне кажется, что где-то внутри Юльки скапливается то самое «перевозбуждение», которое потом с шумом вырвется наружу.
– И поэтому ты решила закопать его вещи. Чтобы дедушка их как бы нашел, да?
– Похоронить, пап, – морщит носик Юлька. – Я выкопала могилку у нас на даче, положила туда пиджак и галстуки – пять штук, на выбор, – потом прочитала молитву, как тот дядя на похоронах, бросила ком земли и только потом прикрыла землей.
Она именно так и говорит: «прикрыла землей».
Электричка останавливается. Я вижу пустынную бетонную платформу, тянущуюся в бесконечность, среди обступившего леса. Слышно, как открываются двери.
– Сама догадалась или кто рассказал?
– В голову пришло. – Юлька пожимает плечами и вдруг теряет к разговору интерес. – Я не помню.
В вагон никто не заходит.
«Осторожно, двери закрываются».
Электричка едет дальше.
Я мну в руках газету, но понимаю, что не могу прочесть ни слова. Стоит один раз оказаться с ребенком без Аси, и сразу узнаешь много нового.
На секунду – или чуть больше – вагон погружается в темноту. Проехали какой-то тоннель.