Восхищение

Мир ломался и рвался на лоскуты, впуская в реальность брызги ослепительной черноты.

Леший переломил Аленку пополам и запихнул в рот, сомкнув челюсти-сучья. Брызнули капли смолы. Он зачавкал с громким посасывающим звуком.

Что-то лопнуло внутри Сениной головы, и чернота набросилась, как стая собак, уводя за собой в иные миры…

Глубокая ночь принесла долгожданную прохладу, мягкую и колючую, как бабушкин свитер.

Сеня очнулся, перевернулся на спину и несколько минут смотрел на небо, усыпанное звездами, разглядывал полумесяц в рваных облаках и пытался вспомнить, что произошло.

Теплая грязь облепила щеки, затекла за шиворот, между лопаток. Очень хотелось пить. А еще вокруг было удивительно, неправдоподобно тихо. Лес будто замер в ожидании.

Сеня приподнялся на локтях и увидел лодку на берегу и силуэт Аленки, сидящей в лодке. Аленка подставила кукольное свое личико ночному небу и не шевелилась.

Он вспомнил все, вскочил, подбежал к лодке, запрыгнул в нее и приобнял Аленку за плечи. Аленка не реагировала. Взгляд ее был задумчивый – или отрешенный, не разобрать. Она даже не моргала. Только дышала сипло, с тихим присвистом.

Губы у нее оказались холодные и потрескавшиеся. Влажные волосы растрепаны. Тело обмякшее, безвольное, будто внутри перемололи в крошку каждую косточку.

– Аленка, милая, очнись же! Очнись, ну? – Он похлопал ее по щекам, потряс, сжал ледяную ладошку.

Аленка разглядывала небо.

Вернее, это была уже не Аленка, а только ее оболочка. Что-то, что оставили за ненадобностью. Невкусное или неперевариваемое.

Сеня взвыл, выпрыгнул из лодки и долго бил кулаками по воде, пока не промок насквозь, а от холода онемели губы. Он затих, прислушиваясь. Миру вокруг не было никакого дела. Река продолжала медленное путешествие с востока на запад. Успокоившийся ветер играл в ветвях деревьев. Месяц скрывался за облаками и выныривал вновь. Все вокруг было обыденным до боли в зубах. Настоящим.

– Пойдем! – Сеня взял Аленку за руку, потянул.

Она не сопротивлялась. Вдвоем вошли в лес, в окружение внезапно узнаваемых деталей и мелочей. Лес снова стал дружелюбным и приветливым.

Через несколько минут обогнули ручей, оказались возле елей. Сеня раздвинул ветви, вышел на поляну.

Дерево стояло одинокое и старое. Птиц на нем не было, зато миллионы веток оказались совершенно голыми, а вокруг ствола навалило сугробы скрюченных гнилых листьев. В нескольких местах кора лопнула, обнажая темные извилистые трещины.

Сеня усадил Аленку прямо в листья, а сам положил ладонь на ствол. Ожидал тепла, но кора оказалась холодной и с липкой загустевшей смолой.

– Я никогда не любил Аленку, – сказал он. – Мне нужен был от нее только секс, а еще чтобы друзья завидовали. Она ведь как куколка, красивая, покладистая, молчаливая. Так что хорошо, что ты ее забрал.

Дерево не отвечало. Сеня помолчал, прислушиваясь. Он не чувствовал разрядов тока, которые должны были пробежать под корой в ответ на его ложь.