Я выскочил, едва силуэт исчез за проемом, и, включив фонарик, резанул вспыхнувшим лучом по спине.
— Стоять! Милиция! — гаркнул я, направив на незнакомца еще и ствол.
Тот от неожиданности подскочил на месте и обернулся. Я ослепил его фонариком:
— Руки поднял! Или стреляю! Ну!
— Не надо стрелять! — испуганно пролепетал мужской голос. — Я ничего не сделал!
Перед нами стоял мужик в штормовке и кирзовых сапогах, больше похожий на колхозника, чем на мафиози. Сложением неказист и сутул. Морда небритая и немного помятая, как у алкаша или геолога. Он поднял руки и даже для пущей убедительности пальцы растопырил, чтобы показать, что у него ничего нет. Но хрен его знает, что у него там под штормовкой. Нужно досконально досмотреть, с мерами предосторожности.
— Мордой к стене! — скомандовал я.
— Чего? — не понял тот.
— Я сказал, к стене подошел! Вот так... На колени встал! Руки на стену. Ноги скрестить.
Незнакомец неуклюже повиновался и принял неудобную для себя позу «зю», из которой он не сможет резко встать или выкинуть еще что-нибудь.
Я приблизился к задержанному и ткнул стволом между лопаток:
— Дернешься — пристрелю, чихнешь — пристрелю. Замри!
— Пожалуйста, не стреляйте! — нудел мужик. — Это какая-то ошибка...
— Заткнись, — шикнул я и кивнул Федору. — Обыщи его.
Напарник убрал свой пистолет в кобуру и подошел к нам. Обшарил карманы задержанного, похлопал по местам, где можно спрятать нож или другое оружие, выудил из штормовки пачку «Беломора», несколько рублевых купюр, мелочь и перочинный ножик. Замызганный складишок с логотипом Горьковского завода на оружие совсем не тянул.
После досмотра Федя завернул ему руки за спину и щелкнул на запястьях наручниками. Теперь можно и поговорить. Я поднял мужика за ворот и развернул к себе. На его обветренном лице читался страх.
— Да вы что, мужики? В чем дело? Я не вор...
— Кто такой? — холодно проговорил я.
— Гришка я, Ладошкин.
— Что ты здесь забыл, Гриша?