По ту сторону окна

– Спектакль не окончен. Не окончен. Не окончен, – все тише и тише повторял Матвей. Затем кинул на меня испуганный взгляд и очень робко, шаг за шагом, стал приближаться к двери.

– Останови его! – услышал я знакомый голос. Это моя мама, она, похоже, раньше вернулась домой и догадалась, где мы.

– Нет, мам, стой, погоди, – я преградил ей путь, удерживая за плечи, иначе бы она кинулась оттаскивать дядю от той пропасти, в которую он уже столько лет пытался шагнуть. – Послушай, мама. Дед Матвей уже пожилой человек. Он с самого дня трагедии, с самого детства пытается вернуться сюда, а мы всегда стоим у него на пути. Может, он не зря сюда стремится? Ведь нас не было тут, мы не видели того, что видел он. И мы не можем знать, что правильно. Возможно, его эта странная фраза «Спектакль не окончен» не бред сумасшедшего, а попытка донести до нас мысль о его намерениях. Может, в его силах закончить его? Я думаю, мы достаточно удерживали его. Настало время отпустить.

Все время моей пламенной речи, более смелой, чем мои догадки, мама плакала и вырывалась. Я подумал, что ей просто было страшно.

Мы услышали, как шумно и резко распахнулась дверь в заброшенный театр. На пороге Матвей остановился и повернулся к нам:

– Спектакль не окончен! – крикнул он неожиданно громко. После этого отвернулся и шагнул во тьму.

– Нет! – завопила мама с таким надрывом, что даже у меня по коже побежали мурашки.

Дверь за дедом захлопнулась с такой силой, какой у него самого явно не было. Послышался скрежет закрывшегося с внутренней стороны старого засова. Мы с матерью вздрогнули и переглянулись. Вскоре мы услышали еще много странных звуков. Один был похож на огромную стаю летучих мышей-самоубийц, которые с визгом влетали в стены театра и разбивались насмерть. Потом были звуки, похожие на стон расстроенного пианино и замедленную прокрутку ленты старого страшного фильма. Больше всего поразил звук, напоминающий нечто среднее между ревом слона и взлетом самолета.

Через какой-то невнятно длинный промежуток времени все резко затихло. Мы переглянулись и подергали дверь – все еще было закрыто. Тут раздался оглушительный сигнал горна, совершенно мне не знакомый, однако, узнаваемый. Дверь в этот момент не то, что отварилась, нет. Она отлетела со свистом метров на десять, вроде слегка задев меня, за ней последовали стекла и оконные рамы. Крышу дома будто кто-то мял огромными руками, она с громким скрежетом начала проваливаться внутрь. Стены покосились, частично начали выпадать внутрь, частично вылетать наружу.

– Матвей! – кричала моя мама. – Он же там умрет! Что ты наделал?!

– Я думаю, он умер уже очень много лет назад. Еще до моего и даже до твоего рождения, мам. Ты слышала горн? Спектакль окончен.

Как только я договорил эту фразу, здание полностью превратилось в руины. Все завертелось перед моими глазами и исчезло.

Я не могу понять, что произошло много лет назад на этом представлении, зато теперь понимаю, что здание изгоняло всех, кто пытался что-либо нарушить, потому что спектакль не был окончен. Тогда, 29 февраля, все двадцать девять зрителей должны были перенестись куда-то. Должны ли они были вернуться и что именно пошло не по плану – я так и не смог выяснить. Зато теперь я точно знаю, что эта история закончена. И точку в ней поставил Матвей Астаровский, храбрый человек с самой загадочной судьбой, о какой мне только доводилось слышать. И, вероятно, этот человек унес с собой в неизвестные дали больше тайн, чем каждый из нас может вообразить. На самом ли деле он не мог говорить? Правда ли, что кот Шкет стал его щитом? Был ли Матвеем тот, кто занимал это старческое тело? Где все эти люди и куда отправился он сам? И, наверное, самый главный вопрос: почему я, черт побери, прикован к кровати?

По ту сторону окна – день

Чайная магия

Заваривать чай лучше в керамическом чайнике, он долго хранит тепло. Конечно, чугунный тоже хорош, хотя мне нравится меньше. Может, я слишком привередливый, но чудеса у меня в нем получаются хуже. Поршневой чайник нравится еще меньше, хоть и держит в тонусе: хочешь не хочешь, а зарядка по расписанию.

Но, по правде, я был бы счастлив оказаться в любом чайнике, слова бы поперек не сказал. Лишь бы снова заискрилась магия.

Еще каких-то пятнадцать лет назад я был полон сил и жизни, чудеса плелись сами собой. Вечерами, после ужина, отец семейства бережно промывал чайник холодной водой, потом горячей, и я замирал от предвкушения: какой сегодня будет рецепт?

На голову мне сыпались горсточки черного чая: он был особенно любим этой семьей. Затем листья и ягоды малины, а может – смородины. Иногда специально отваривались веточки вишни, и тогда цвет чая насыщался, густел. Временами добавляли мою любимую лимонную мяту. А если ничего из этого не было – в ход шли мед и варенье, дольки лимона или сушеные лепестки розы.

Позволив магии чуть-чуть настояться, разливали ее по чашкам. Все рассаживались полукругом, и начиналось чаепитие. Пар над чаем поднимался волшебный. Искорки чудес взвивались к потолку, кружились над головами. Люди, конечно, этого не замечали, но чувствовали атмосферу сказки. А потому принимались рассказывать истории.