Подходит старушка-соседка, присматривающая за девочкой, пока родители на работе, и утаскивает ее заплетать косы. Анна не знает, почему, но выйти на улицу она может только при наличии двух косичек с белыми бантами. Естественно, к концу дня ленточки будут в лучшем случае пыльно-серыми, но взрослых это ничему не учит.
После вечности пыток расческой, почти счастливая обладательница почти ровных косичек (ну как это – «не вертись»?) может бежать на улицу. Свобода.
Удар. Еще удар. И тянут, тянут за косы в разные стороны. Дурацкие косички. Кто их вообще придумал?
– Дура!
– Что, язык проглотила?
– Не можешь даже постоять за себя. Фу.
Анна сжимает руки замком за спиной. Она сопит и упрямо смотрит исподлобья. Они толкают, бьют и царапают. Они выше и взрослее, они уже школьницы. Неужели им мамы ничего не объяснили?
– Девочки не должны драться, – говорит Анна.
Школьницы смеются.
– Ты бесишь!
Соседка мажет ранки Анны зеленкой. Совсем не щиплет – похоже, срок годности истек еще до того, как волосы старушки схватила седина.
– Опять, – качает головой она.
Анна опускает голову и смотрит на свои руки.
– Я никого не била.
– Знаю, – вздыхает старушка.
Анна берет с нее слово, что та ничего не скажет маме. Ран с каждым днем становится все больше, и вскоре старушке приходится идти за новым тюбиком зеленки. Та явно изготовлена в этом веке, а потому жжется. Но Анна стоически терпит. И зеленку, и побои.
Старушка не выдерживает.
– Знаешь, Майя. Твою Анку колотят, – говорит она матери девчушки. – Анка просила не говорить тебе, но я не могу. Она терпит, молчит и никогда не дает им сдачи. Догадываешься, почему?
Она смотрит с укором. А у Майи круги перед глазами, и будто спицу в сердце вонзили. Она всегда боялась, что дочь будет хулиганкой. Думала, днем, без материнского контроля, та с удовольствием ввязывается во все неприятности, до каких только может дотянуться. Думала, что дочь – задира, и другим детям может от нее доставаться. А тут… Черт, да как же так?
– Кто? – севшим голосом спрашивает она.