– Теория серой пыли. Ужасающий конец для всей нашей цивилизации, который может возникнуть из-за одной маленькой научной ошибки, – кивнул лаборант. – Радует, что хоть кто-то в наши времена читает научную фантастику, а не глупые сказочки об эльфах.
– Это – не теория. Это – данность, с которой придётся работать, – ткнула Любовь Юрьевна в картинку. – С момента исчезновения инопланетян прошли сотни лет… А эти маленькие крокозябры продолжают свою работу, генерируя вокруг себя странно взаимодействующее с гравитацией поле и собирая новых роботов взамен выбывших из строя. И если мы напортачим… Или если им отдадут нужный приказ те, кто имеет для этого достаточные полномочия… Пусть даже процесс синтеза требует энергии и расходных материалов, а значит, и времени. Следовательно, мы сможем его вовремя заметить и остановить. Но собрать из отдельных частей такого размера машину-убийцу, по сравнению с которой любой жидкий терминатор покажется безобидной статуей, – будет делом нескольких секунд.
– Мы просто не сумеем уничтожить её, – сообразил я. – Пули произведут на них меньше впечатления, чем на мешок с песком.
– Возможно, тут помогут высокие температуры, разрушающие внутреннюю структуру, но огнемёты максимум помогут выиграть время, – демонстративно похлопала мне Любовь Юрьевна. – Даже лежащему в лаборатории артефакту достаточно выбросить наружу свою миллионную часть, чтобы через некоторое время нас завалило потоками почти неуязвимых боевых механизмов. А сколько их ещё лежит спокойно на этом планетоиде? Сотни? Тысячи? Миллионы? А может, и ещё больше!
– Больше – вряд ли, – подумав, решил я. – На Циратре не так уж много инопланетных руин. И, кстати, очень интересно почему. Не то все остальные снесли орбитальной бомбардировкой… Не то она изначально оказалась не слишком плотно заселена. Кстати, радиоуглеродный анализ останков инопланетян вы провели? Сколько им лет?
– Трупам примерно восемь с половиной сотен, а вот игрушке – больше тысячи, – почесал затылок лаборант, раскладывающий вокруг аквариума с образчиком местной флоры очень страшного вида хирургические инструменты и электрошокер на длинной ручке. Последним, вероятно, предполагалось глушить червя, чтобы он не откусил ненароком естествоиспытателям пару пальцев. Или вообще руку целиком. – Не то эти богомолы были бережливы до скупердяйства, не то в могилу к ребёнку положили музейный экспонат. А может, семейную реликвию или даже религиозный символ. Если многие люди до сих пор верят в принимающего их телепатические сигналы старца, живущего на облаках, то почему бы и местным не молиться какому-нибудь всеведущему и всемогущему небесному Таракану?
– Оставим в стороне подобные бредни, отдающие мракобесием. По крайней мере, до тех пор, пока не найдём книги инопланетян с записями на эту тему, – попросил я. – Правда, пока в руинах ничего похожего на привычные носители информации даже близко не попадалось… А анализ снарядов, которыми плевался ксенодракон, вы, случайно, не сделали?
– Давно уже, – махнула рукой Любовь Юрьевна. – Сами по себе они абсолютно не интересны. В основе своей этот шарик состоит из изотопа углерода с довольно необычной структурой, который перемешан с дюжиной наиболее распространённых на Циратре металлов. Учитывая, сколько тут солей встречается в земле, воде и организмах, можно предположить эволюционное развитие его плевательницы из механизма, который просто удалял отходы жизнедеятельности.
– Титановую броню навылет пробило кристаллизированными какашками, – постарался осознать я этот факт… Но мозги упорно отказывались принимать данное утверждение как данность. – Военные будут счастливы это услышать.
– Угу. Иди обрадуй их. – Женщина развернулась к аквариуму и взялась за ручку электрошокера, щёлкнув расположенной там клавишей. Между тремя острыми иглами на конце устройства пробежало несколько маленьких синеньких молний. – А мне нужно работать…
Двери лаборатории закрылись недостаточно быстро, чтобы я не услышал тонкий визг червяка, которого внезапно стукнуло несколькими тысячами вольт. Интересно, как он производит звуки? Лёгких-то у подобных ему земных существ нет. Впрочем, вскрытие покажет. Уже начавшееся вскрытие. Передёрнув плечами, я направился к модулю дяди Стёпы, но до цели так и не дошёл. Раздался сигнал тревоги, заполнившей все отсеки «Гагарина». И тут же моё личное устройство связи заверещало голосом автоответчика, велевшего срочно нестись в арсенал и получать оружие. Впрочем, те же самые звуки раздавались и со стороны других колонистов, высыпавших в коридор и двигающихся тем же курсом.
– Что стряслось? – спросил смугловатый мужчина лет тридцати по имени Руслан. В нашей маленькой колонии он был довольно важным человеком, поскольку занимался ремонтом систем жизнеобеспечения и отвечал за поддерживание внутри «Гагарина» приемлемой для людей окружающей среды. – Моя смена кончилась всего полчаса назад! Я только лёг!
– На реакторный купол напали! – крикнул ему в ответ один из наших военных, даже во время отдыха не расстававшийся с прицепленной к одежде кобурой.
– Кто? – удивился я, пытаясь на ходу выбить из своего личного компьютера информацию о происшествии.
– Не знаю! Но мне передали, что у них авиация! Половина экипажа идёт отбивать реактор, вторая остаётся охранять корабль!
Сказать, что это известие нас «обрадовало», – значит ничего не сказать. Поскольку людей на Циратре, кроме колонистов с «Гагарина», пока не было, то атаковать наш будущий источник электроэнергии могли только инопланетяне. А уровень их технологий, даже по предварительной оценке, находился куда выше человеческого. При более-менее равной численности выиграть у них мы не могли. Никак. Слишком агрессивна по отношению к нашей расе внешняя среда Циратры, чтобы вести затяжные боевые действия. Оставался лишь вопрос: как вообще возведённый на днях реакторный купол может держаться против летательных аппаратов чужих. Ведь сделанные главным образом из полиэтилена стенки можно проткнуть едва ли не пальцем, а из оружия там есть только ручное, которое полагается оставшимся там переждать бурю инженерам и крутящейся при них паре охранников.
В нормативы по военным сборам мы не уложились, поскольку единовременное скопление в основе своей гражданских личностей вызвало у не такого уж и большого арсенального отсека жуткую давку. Кого-то, кажется, в ней даже слегка потоптали, и медикам срочно пришлось тащить его к себе в логово. Данный факт очень расстроил примчавшегося руководить процессом Глыбина, чей мат звучал сразу на всех уровнях системы связи и, в дополнение всего, терзал уши тех, кто не загерметизировал шлем своих скафандров.
– Борис, слушай меня внимательно, – внезапно зазвучал голос дяди в моём динамике. – Не геройствуй. Если пришельцы будут брать в плен, сдавайся сразу. Дронов в реакторном куполе нет, но имеется парочка статичных камер, к которым сейчас подключились военные. И то, что там есть, мне жутко не нравится. Эти долбанутые пришельцы прислали к нам целую эскадрилью каких-то космокрейсеров, с которых, как горох, сыплется десант. Вы не выстоите против них. Их там пять штук, Борька!
– Ну и чего сейчас орать? – буркнул я, отключая связь. – Раньше надо было думать, когда в звёздные лорды потянуло.
Перспективы поучаствовать в грядущем сражении не радовали. Однако вариант с моментальным поднятием лапок кверху тоже не нравился. Свои же пристрелят, и будут правы. Да и потом, не знаю, как у пришельцев, а вот у людей частенько вежливее всего относились к тем военнопленным, которые не покорно склонили голову, а очень больно отстукали победившую сторону. Просто из боязни получить ещё раз по носу от их родственников, друзей, друзей родственников… Да и применение толковым бойцам найдётся везде и всегда, а вопрос стороны, на которой они дерутся, можно решить. Пацифистов же, не способных поднять в свою защиту даже кулаки, может помешать нашинковать на тонкие ломтики исключительно моральный кодекс. Если он вообще есть и если в нём имеется соответствующее положение. А идти на поводу сразу у двух допущений как-то не хочется.