Детектив сержант Уилкс некоторое время рассматривал существо, распростертое на полу в гостиной Бада Стэплтона. По опыту он знал, что трагедия следует за трагедией, и никогда еще это не было так верно, как сейчас. Стены были забрызганы кровью, ковер пропитан свернувшейся лужей крови. И в центре этого бассейна были изрубленные останки Бада Стэплтона. Его левая рука была отрублена. Его голова была почти отрублена. Его череп был проломлен, а то, что находилось внутри, было разбрызгано по стенам. Его грудь и живот были вскрыты, органы выдернуты и разбросаны по комнате.
Отвернувшись, далеко за пределами простого физического отвращения, Уилкс вышел из гостиной и изучил кровавые следы, ведущие к черному ходу и в ночь.
Следы ребенка.
Может быть, подросткa.
И как бы отвратительна ни была эта возможность, она имела определенный извращенный смысл. Уилкс участвовал в своей доле сцен убийств, и через некоторое время стало почти легко собрать все это вместе, без мотива (хотя это всегда приходило вовремя). Но это было... это была настоящая
Он вышел на крыльцо.
Фингерман шел по дорожке. За ним шел полицейский в форме, ведя за собой двух мужчин.
- Тары Кумбс нет в ее доме, - сказал Фингерман. - Но мы нашли вон тех двоих. Я думаю, может быть, нам лучше поговорить с ними.
У Уилкса внезапно возникло неприятное чувство, что им лучше именно так и поступить.
Когда Тара пришла в себя, голая девушка тащила ее вниз по холодным ступенькам подвала. Она была связана: лодыжки и запястья связаны за спиной какой-то веревкой. К ней была привязана веревка, и девушка тащила ее за нее вниз по ступенькам, не пытаясь быть нежной... если бы такое было возможно.
Тара не сопротивлялась.
Она не окликнула ее.
Подвал был длинным и мрачным, с грязным полом, освещенным несколькими редкими оплывающими свечами. Воняло так же, как и от самой девушки. Но каким бы ужасным ни был запах, Тара даже не вздрогнула и не сморщила нос.
Девушка подтащила ее к каменной стене и бросила там.
Взяв свечу, девушка – если это была девушка – подползла к ней, и именно тогда Тара хорошо ее разглядела. Зрелище, конечно, было отвратительным. Девочка... может быть, лет тринадцать, определенно не старше четырнадцати... Или, возможно, скульптура в форме девочки из грязи. Ее волосы были длинными и жесткими, ее тело было самого странного и шокирующего оттенка белого, все ушибы, царапины и порезы, грязь и накопившаяся грязь выделялись, как яркие брызги боевой краски на фоне этой гладкой фарфоровой бледности. Ее ногти были длинными и обломанными, под ними была земля. Глаза огромные и темные, как у ночного охотника, и все же бусинки, какие-то далекие и рассеянные, как и разум за ними. Она блестела от слизи жира и пота, от нее исходил зловонный и отвратительный запах затхлых могил.
Но самым ужасным было то, что она была беременна, если судить по округлому животу.
Тара продолжала смотреть на нее.
И в ее сознании: