Любовь и ненависть в Ровердорме

22
18
20
22
24
26
28
30

– А потом, после смерти моих родителей, знаешь, что сделали твои? Помимо того, что они нас обворовали, так еще и заявились сюда, в поместье, и вывезли из «Поющей Ивы» все, что было более-менее ценным. Думаю, давно уже это продали, а потом, когда вы приехали этим летом, твоя мать назвала нас крысами, сказав, что мы растащили и распродали все, что было в доме. Но скажи мне, Илейн, кто именно из нас настоящая крыса?

– Я не верю ни единому твоему слову! – отчеканила кузина. – Ты и твоя сестра – вы должны быть благодарны моим родителям…

– За что, Илейн? За то, что они не уморили нас голодом? Но они честно пытались. Вряд ли бы ты протянула и пару дней на то, что нам оставляли на целый месяц. А ведь у меня не только Лиззи и старая тетушка, но еще и Уна с ее семьей, и все хотят есть! Так за что же мне быть благодарной твоей семье?! Ответь мне, Илейн!

– Да как ты смеешь?! Я… Я тотчас же расскажу об этом матери! Она выставит вас…

– На улицу она нас не выставит, – спокойно отозвалась я. – Мы живем в комнатах, которые по закону принадлежат нашей тете Прим. К тому же я знаю, что ты мне веришь… Где-то в глубине в душе ты понимаешь, что я говорю правду. Знаешь, что от твоей матери можно и не такого ожидать – и что отсюда ее к нам отношение. Ей стыдно за то, что она совершила, поэтому она ведет себя так, словно нас с Лиззи не существует в природе.

– Это все неправда! – объявила Илейн. – Ложь от первого до последнего слова, и я…

Внезапно мое внимание привлекло движение наверху, и я подняла глаза. Но отреагировать не успела, и уже в следующую секунду на голову Илейн приземлилась огромная жаба. Квакнула испуганно, кузина дернулась.

Тут жаба сползла ей на лицо, и Илейн истерически завизжала.

– Стой, я ее сниму! – воскликнула я, но было уже поздно.

Илейн, продолжая верещать, закрутилась на месте, размахивая руками. Тут с дерева на нее упала еще одна жаба. Затем вторая и третья – Илейн Уилсон оказалась под настоящим жабьим дождем. Одни падали ей на голову и на плечи, другие вцеплялись в одежду – в платье, шаль, а Илейн верещала так, словно ее разрывали на части.

Крутилась, размахивая руками, и я ничем не могла ей помочь.

Наконец, она кинулась бежать, но я не стала ее преследовать. Лишь удостоверилась, что Илейн свернула не к пруду, где могла бы попасть в очередные неприятности, а в сторону дома.

Жабий дождь сразу же чудесным образом прекратился. К тому же ни одно земноводное не попало на меня или на мое платье, хотя мы с кузиной стояли рядом.

Я подняла голову.

– Я тебя вижу, – заявила тому, кто сидел в ветвях, – можешь больше не прятаться! Слезай с дерева, нам нужно поговорить.

Потом стояла, дожидаясь, когда он спустится на землю, порадовавшись тому, что из окон дома нас невозможно увидеть.

– И второй тоже пусть слезает, – сказала ему. – Весь ваш дружный коллектив! Итак, – произнесла я строгим голосом, – значит, ты и твои подельники засели на деревьях в нашем саду с полными карманами лягушек…

– С жабами, мисс Мира! – насупившись, произнес Томми Лайтингер, затем тряхнул вихрастой головой. – Лягушки для этого дела не годятся.

– Для какого такого дела? – поинтересовалась я подозрительно.

– Для того, которое нагадали этой столичной… Этой… Не помню, как ее зовут!