Темная волна. Лучшее

— Всё. Хорошо. — Олег порывисто встал. — При Оле только свою чушь не порите.

— Когда она приезжает? — спросил Стас.

— Когда приедет, тогда приедет, — упрямо сказал Олег. — Увидите.

— Не сомневаюсь. Один раз через океан к тебе уже возвратилась… — Губы Стаса сжались в белый шрам. — Сильно же ты её не отпускал.

Олег перестал что-либо понимать. Какой-то фарс. Зачем им всё это? А он ещё и Олю позвал… ладно, приедет, посидим на дорожку со всеми — и домой. Если отпустит «Оверлук»… Мысль рассмешила, как смешит в момент горя нечто неуклюжее, неожиданное.

— Ты ещё не понял? — спросил Жека.

— Да скажи ты ему… — начал Игорёк, но Стас оборвал:

— Заткнись.

Олег сунул руки в карманы и двинулся к лестнице. Вниз. Надо проветриться: три дня в стенах «Оверлука», будто и правда отрезало снегопадом от внешнего мира. Заточило.

Понял, всё он понял. Дружба закончилась, остался один цирк. Хвататься за перила выщербленной лестницы было бессмысленно, ступени разваливались под ногами; развалились давно.

— Пускай идёт, — услышал он, но не разобрал, кому принадлежал голос. Наверняка Стасу. Да и хрен с ним. Хрен с ними со всеми.

Дверь. Бегущий по кругу коридор. Ниши с пожарными щитами. На полу — плитка «под мрамор». Лампы дневного света не горели, работало лишь аварийное освещение. В полутьме светились кнопки вызова, экраны с красной цифрой «13». Лифты стояли на месте.

Олег нажал одну кнопку, затем вторую.

Первым приехал левый лифт. Двери открылись.

Из темноты на него смотрели глаза мёртвой рыбы. Транслировали холод внутрь черепа.

Олег побежал к лестнице.

За спиной с лязгом захлопнулись двери, лифт пришёл в движение, задребезжал, словно кабину болтало из стороны в сторону. Появилось ощущение, что башня ходит ходуном. Скрип металла и потрескивание бетона — звуки разбегались в разные стороны. Что это? Плач, зов? Неспокойный сон «Оверлука», который и не здание вовсе, а он, Олег, часть чего-то дышащего, тёплого, безутешного.

Он вывалился в вестибюль. Плитка под ногами трескалась и крошилась. С потолка падали кусочки мозаики. Обивка диванов пожухла, ткань покрывали тёмные пятна. За барной стойкой гудела поломоечная машина. Кто-то всхлипывал.

Двери на улицу не открывались. Окна будто покрыли чёрным лаком.

Олег заметался в поисках выхода. Отель — гробница, и я в ней заживо похоронен… похоронен… Почему он подумал именно так?