Темная волна. Лучшее

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы сударь, невовремя появились на свет, а теперь что поделать, — раздраженно говорил с экрана граф Калиостро, когда Саня, дрожа и обливаясь ледяным потом, выкатывался из комнаты.

Дверей было еще несколько, за одной, приоткрытой, слышался тихий писк кардиомонитора и ритмичный звук насоса, пыыых-пых. Саня сунул туда голову. Лежит человек, лицо запрокинутое, бледное, в рот и нос уходят трубки, рядом аппарат светится, воздух качает. А человек похож на него, Саню, только моложе и голова бритая. Зачем-то он подкатился к кровати, заглянул под простыню — и охнул, потому что тело там было все багрово-черное, обожженное, с сетками вакуумных компрессов тут и там, с таким же, как у Сани, неровным швом на от груди вниз — будто шили не набело, будто собирались еще распарывать и внутрь лезть.

Саня пожалел товарища по несчастью, да только что он мог сделать? Сам-то чудом проснулся. Тут голоса издалека послышались, мысли у Сани заметались — сейчас увидят, сейчас поймают! Первым порывом было детское желание спрятаться тут же, за какой-нибудь занавеской, чтобы не нашли, никогда, я в домике, в домике, мама. Но комната была без окон, а Саня был взрослым.

Он выкатился в коридор, почти ничего не слыша за стуком сердца. Голоса приближались снизу, гулко — вот дверной проем, за ним лестница, рядом — широкие двери лифта. Наверное, если спуститься вниз, то можно найти выход. Там будут двери, а за ними — солнце, запах реки, деревьев, пыли, свежий воздух, нормальная жизнь… Он нажал на кнопку, механизм мягко загудел.

— Все идет по плану, Юрий Петрович, — говорил женский голос с лестницы. — Сегодня кожные графты возьмем, перфорируем, перспективы приживления отличные. Все-таки очень повезло с донором, гистосовместимость почти полная. Ну, дня три им дадим передохнуть, к тому моменту Игорь будет готов… Я привезу две бригады из областной, там хорошие очень хирурги, а наркотизатор, Исмаилов, просто гений.

— Как много гениев собирается, когда в игре большие деньги, — мужской голос был глубоким, язвительным. — Смотрите, Марина, доиграетесь со своими «я смогу, смогу только я, Леонардо от хирургии». Сколько народу в ваших бригадах и каких гонораров они ожидают?

— Хороших, но не настолько больших, чтобы стойку сделать, — женский голос стал холоднее. — Знать им ничего не надо. Вот донор в запредельной коме, вот реципиент, пострадавший в пожаре в ночном клубе пару месяцев назад, вся страна знает, везде писали. В частной клинике, понятно, чей сын, но все чисто, вот согласие от матери донора, больше родных нет, а вот конверт с вашим гонораром… А чего лифт гудит, кто вызвал-то?..

Голоса были уже здесь, а лифт — еще нет. «Никогда еще Штирлиц…» — долбило в голове у Сани. Никогда еще Штирлиц не был так близок к…

Он резко выкатился на лестничную площадку из-за угла. Крупный мужчина в темном костюме и красноволосая молодая женщина замерли на верхней ступеньке, раскрыв рты. Саня её вспомнил — она подсела к нему в парке, у нее были сладкие духи и яркие губы, он очень удивился, когда она начала к нему клеиться, а сам все оглядывался, ждал Марусю, потом что-то укололо в бедро, он подскочил, упал, а она смотрела и улыбалась… Человек в комнате — не товарищ по Саниному несчастью, а его причина… Для этих людей он — не человек, а бочонок с органами… Ничего уже не изменить…

— А-а-а-а! — закричал Саня и, толкнув свои капельницы изо всех сил, бросил себя на женщину. Хотел скомкать ее, покатиться с ней по лестнице, круша своим весом, зубами рвать ее белую кожу. Не человеком себя ощущал, а животным — загнанным в угол, дрожащим, но опасным, хотелось быть хотя бы опасным, хоть на что-то способным.

Женщина вскрикнула, потеряла равновесие, полетела спиной в пролет — а Саню мужчина перехватил, отбросил — сильный оказался. Саня завалился на бок, головой впечатался в стену. Пришел в себя как и был — на койке, накрытый. Над ним стоял этот, Юрий Петрович, ждал, пока Саня очнется.

— Марина сломала ногу, — сказал он, зло присвистнув на «с» — сссломала. — Ты лишил моего ссына лучшего хирурга в этой ссраной сстране. Твоей ссудьбы это не изменит — ты мой, я на тебя охотился, я тебя купил, понял? Загнал, как медведя, всё. Марина будет ассистировать, но восемь часов не простоит, так что шансы моему Вите ты понизил. За это я с тобой буквально сделаю то, что фигурально делаю со своими подчиненными. Кожу живьем сниму, ссука. Эй ты, как там тебя, Михаил? Телефон нашел свой?

— Да я его, по ходу, в машине оставил, — ответил нервный молодой голос. — У меня там кармашек с зарядкой…

— Начинай, — прервал его Юрий Петрович. — Обезболивание — по минимуму, чтобы не скопытился, но прочувствовал.

— Прости, чувак, — сказал Мишаня, подходя к кровати, — не повезло тебе.

И потихоньку, склонившись к самому его уху: «Я нормально обезболю, не ссы. Хотя…» Он вздохнул и выпрямился, звякнули инструменты, зажужжал какой-то прибор, как электробритва — только не брить же его собирались? На Санино лицо натянули маску. Он попытался не дышать, продлить ясность мысли хоть на несколько секунд, отсрочить пытку… Вдохнул — и тут же реальность проросла черными пятнами, они лопались, как нефтяные пузыри. Его повернули на бок — безвольного, опять не властного над собственным телом. Что-то холодное коснулось кожи на спине, потянуло, взрезало, ушло под поверхность. Стало горячо, и холодно, и тошнотворно — тело всегда знает, когда его разрушают. Жужжание усилилось, холод двинулся вниз по спине. Больше всего на свете Сане захотелось оказаться сейчас в черном трамвае, но как он ни пытался расслабить сознание и скользнуть туда, в теплое неведение под ровный стук колес — не получалось, он был здесь, полностью здесь, с каждым сантиметром срезаемой лезвием дерматома кожи.

О

— Сказал — нет! — Олька с оттяжкой пинала колесо Марусиного лендровера. — Телефон пробил по номеру — какой-то Михаил Дронов, числится в медакадемии. Дом принадлежит Каренину, тому самому, кто его не знает. Вот и Федотов знает прекрасно, и вся полиция, и никто туда не сунется без фотки отрезанной Саниной головы у этого Каренина в руках. Да и то скажут — фотошоп!

Олька чувствовала, как глаза горят слезами ярости — едкие, они жгли невыносимо.

— Он сказал — может, этот Дронов — мой поклонник с сайта знакомств какого-нибудь, прислал мне, куда ехать на свидание… Он сказал — с Саниной любовной нечистоплотностью… так и сказал: нечистоплотностью! — он вполне мог куда-нибудь в Крым свалить с очередной любовницей. Он сказал…

Олька разрыдалась, Маруся обняла ее, погладила по голове, как маленькую.