— Садись в машину, — сказала. — Можно было на фамилии «Каренин» сразу разворачиваться и оттуда уходить, и так все ясно.
Двери захлопнулись, но Маруся не заводила мотор, сидела с ключами в занесенной руке, думала.
— Его сын сильно пострадал в пожаре, помнишь, восьмого марта клуб горел в Советском? Когда они все свечками оформили, кретины. Пятнадцать погибших, самого Каренина сын единственный обгорел сильно. У него еще и с сердцем что-то неладно было с самого детства…
Олька подняла на Марусю злые глаза. Она поняла. Открыла рот, чтобы выругаться — грязно, от ада до облаков в небе все обложить трехэтажно, как никогда еще не ругалась, — и тут же закрыла, потому что в окошко постучал капитан Федотов, который тоже был бы в приготовленной фразе упомянут.
Маруся опустила стекло.
— Так-так-так, — сказал капитан, щуря голубые глаза в рыжих ресницах. — Вот это да, девочки. Отринув низкие чувства, объединились для достойной цели?
— Чего вам? — резко спросила Маруся.
Федотов посмотрел серьезно.
— Я что вышел сказать-то, чтобы без ушей лишних… Я вечерком съезжу, сам. Неофициально. Я сегодня до четырех, местоположение это ваше недалеко от Дубовки… — он моргнул, — ну, за пару часов управлюсь. Погуляю, принюхаюсь… Если что, завтра-послезавтра с операми съездим. Тут дело деликатное, тут не алкоголик дядя Федя в центре странных обстоятельств. Сами понимаете, Ольга Николаевна. И вы, Мария Васильевна…
Олька кивнула — коротко, все еще давясь своим невысказанным проклятием. Маруся вставила ключ зажигания, повернула.
Федотов покачал головой.
— Не вздумайте, — сказал он твердо. — Девочки, пожалуйста, не лезьте. Маруся, вам надо сидеть на попе ровно и думать о ребенке. Оля, а вам надо… просто сидеть на попе ровно.
Маруся выжала сцепление, повернула руль и выехала со стоянки за ОВД. Федотов остался стоять, достал сигареты, закурил, качая головой — Олька видела в зеркале.
— Открой бардачок, — сказала Маруся.
В бардачке лежали пистолет и розовая продолговатая коробочка с кнопками.
— Это тазер, электрошокер, пятнадцать миллионов вольт, — сказала Маруся, не отрывая глаз от дороги. — И красивенький. А пистолет — фантом, травматика. Я хорошо стреляю.
— Давай только по-быстрому чего-нибудь пожрем, прежде чем ехать, — сказала Олька, откидываясь на сиденье. — Тебе нельзя долго голодной.
Маруся расслабилась, складочка между ее бровями разошлась. Она чуть улыбнулась, кивнула.
— Зачем тебе такой арсенал? — спросила Олька.
— Я — жертва детского насилия, — пожала плечами Маруся. — Лолита-переросток. Повышенное стремление к самообороне. Когда до меня дотрагиваются против моей воли, планочка падает.