Заходим потихоньку, дальше холла не заглядываем — наверняка тут еще персонал есть. Нам-то наверх, в клинику «Жизнь». Или кому жизнь, а кому как. Двери лифта открываются бесшумно, внутри много места, две каталки можно в ряд поставить. Едем на третий, я прислоняюсь к стене, морщусь.
— Спину тянет, — объясняю Оле, она смотрит тревожно, хмурится.
Выходим в коридор, он пахнет больницей, лекарствами, децинфекцией, линолеумом. Откуда-то доносится писк оборудования, свистящий звук насоса, тихие голоса. Оля дотрагивается до моей руки, я слышу ее мысли. Она хочет поскорее найти Саню и позвонить капитану Федотову, ей страшно и истерически весело, «да гори всё синим пламенем».
Скольжу рукой по стене и дотрагиваюсь до стены у лифта. И чувствую, как тут стоял Саня, на что-то опирался, очень страдал и боялся. Надеялся. Слушаю его эхо, потом показываю Оле на дверь в конце коридора. Мы крадемся тихо-тихо, две неслышные тени, ниндзя, пантеры на охоте. Одна, правда, с размером и грацией бегемота, но умудряемся проскочить. Открываем дверь и вцепляемся друг в друга, хочется завыть тоненько, по-бабьи, броситься к любимому, обнять, вытащить, а потом разнести тут все вокруг нахер из гранатомета.
Саня лежит на боку, голый, в полной отключке, подпертый валиком, а на спине у него набухают свежей кровью повязки. Обхожу, не чувствуя под собою ног, вижу швы, трубки, дотрагиваюсь до его плеча — и меня накрывает черной волной страдания — уже прошедшего, запертого в нем сейчас и обещанного ему на будущее.
Не вдохнуть, я прислоняюсь к стене. Спина болит и тянет все сильнее. Я плачу, не могу сдержаться, стараюсь потише, но получается навзрыд. У Оли лицо как каменная маска, губы сжаты. Она обходит Саню со всех сторон, снимает телефоном, подносит ближе, фотографирует швы на груди, лицо. Моргает, маска дрожит, вот-вот пойдет трещинами, но Оля ее удерживает, продолжает смотреть только на экран.
— Дмитрий Михайлович, снова здрасьте, это Ольга Котова. Получили снимки? Да. Да. Я и моя… — она смотрит на меня в поисках слова, — подруга, мы сейчас по адресу, который я вам показывала утром, когда вы так весело пошутили про любовника. Мы стоим над иссеченным телом моего мужа, Котова Александра, которого вы две недели ищете. Похоже, за эти две недели с ним очень много чего произошло. Я говорю в полный голос и нас с Марусей, наверное, сейчас обнаружат. Я скопировала послание и фотографии троим своим подругам, и если с нами что-то случится при вашем бездействии, то вонь поднимется на федеральном уровне. Сами выезжайте срочно и из Дубовки оперов высылайте. Ранчо «Веселая охота», не промахнетесь. Ждем.
Она убирает телефон в карман. Мы слушаем, как пищит монитор, отмеряя биение Саниного измученного сердца. Потом дверь открывается и в комнату неловко вваливается молодая красноволосая женщина с костылем и загипсованной ногой.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает она. Я узнаю ее — дважды замечала перед Саниным исчезновением, она за ним следила. Красные волосы — не лучший выбор для шпионки.
— Имейте в виду, я нажала на кнопку тревоги, — говорит женщина. На груди у нее бейдж — клиника «Жизнь», Марина Орлова, главный хирург.
— Я тоже, — отвечает Оля. — А ну-ка покажи нам этого золотого сыночка, ради которого вы Саню потрошите… Шевелись, тварь, — и она дает красноволосой пощечину. Та смотрит на нас с ненавистью и страхом. Я молча поднимаю пистолет.
Комната такая же, как у Сани, только шипит и хлюпает вентилятор — механические легкие.
Человек на кровати молод и красив — лицо не тронуто огнем, а под простыней все розово-красно-багровое, смотреть страшно. Свежие повязки на бедрах — Санина кожа. Я кладу руку на его плечо и слышу его, слышу измученного мальчишку, который очень хочет, чтобы ему дали наконец умереть…
— Сука, — говорит Оля красноволосой. Трещит тазер, женщина с криком падает на пол, корчится. Это очень больно, я когда-то на себе пробовала. Оля наклоняется над нею — снова ударить, электричеством так легко, так эффективно причинять боль, даже рук не надо напрягать…
— Оля, не смей, — приказываю я. Она выпрямляется, ее маска наконец трескается, рассыпается острыми осколками, лицо искажается болью и отчаянием. Марина, постанывая, отползает к стене.
— Я не только из-за денег, — говорит она. Не извиняется, просто говорит. — Вы не понимаете, какие у меня руки и способности, что я могу. И как мало мне давали делать, это с ума сводило. Везде старики, авторитеты, конкуренция…
— И ты не смей, — говорю ей. — Ты — психопатка и поедешь в тюрьму шить фартуки.
Марина смотрит, как жестокий ребенок, которому подарили микроскоп, и вот он уже кромсает живого лягушонка, стараясь не морщиться, закаляя себя для науки.
Входит Каренин — в дорогом костюме, без охраны. Представлять его не надо, он часто в новостях появляется, смотрит искренне, говорит уверенно. Сейчас он смотрит зло и говорит резко.
— Отойдите от моего сына. Он в критическом состоянии и вы подвергаете его жизнь опасности. Обсудить что угодно мы можем в комнате персонала, я вас выслушаю, мы договоримся.
ebooksa