Я немедленно согласился. И немедленно же получил на руки герметический трактат «Secretum speculo», написанный в шестнадцатом веке монахом-доминиканцем Лафкадио Ди Фольци, и масонское мракобесие заоблачной цены, переведённое с латыни и напечатанное в России приближённым Екатерины Великой.
Иные собратья мои, вороны антиквариата, готовы глотки грызть за заветную книжицу, но я всегда считал, что вещь, которая тебе действительно необходима, рано или поздно сама прыгнет в твои руки. То же самое касается важных встреч.
А встреча с Вадимом Эрлихом была важной — я, впрочем, не подозревал, насколько.
— Он чудаковат, — предупредил меня приятель. — Постарайся ничему не удивляться.
Но Немец таки озадачил меня с порога фразой:
— Вы толстый. Это замечательно.
Предварило комментарий довольно пристальное изучение моей персоны жёлтыми колючими глазами.
Надо заметить, что я нисколько не толстый, отнюдь не полный и вовсе не упитанный, и мама моя, наведываясь из Нижнего, вздыхает и охает, обзывает Граблей и требует меньше возиться с макулатурой, следить за собой и вообще жениться.
Но на фоне Эрлиха, скелета, драпированного желтоватым пергаментом кожи, я смотрелся весьма круглым. Не припомню, чтобы видел человека с таким количеством углов: и нос у него был о трёх углах, и замечательнейший кадык резал ворот жёлтой, снова таки, рубахи, и колени, и локти в невообразимом числе выпирали из-под одежды.
Я смиренно согласился, уважая право старика быть сумасшедшим, и отрекомендовался.
— Толстый это хорошо, — сказал Эрлих, — Толстые не так заметны. Худого проще найти.
И, оставив меня пережёвывать эту непростую для пережевывания мысль, он скрылся в глубине квартиры. Я поспешил за ним, прикусывая язык, чтобы не улыбаться. Коммунальный коридор был заставлен шкафами и цветочными горшками. Один пыльный гардероб, один мясистый цветок, одна дверь и снова в том же порядке.
Мой проводник оглядывался птичьим профилем и поскрипывал, щёлкал, хрустел суставами. За дверями справа и слева щёлкало, хрустело и поскрипывало, точно там заперлись с десяток Эрлихов на квадратный метр.
Я начал думать о запахе, вернее, об отсутствии каких бы то ни было запахов, обычных для коммунальных кухонь с их шкварками и жареной картошкой. Но мысль улетучилась из головы, как только я очутился в полутёмной комнате с книжными полками, книжными колоннами и книжными сталагмитами.
Цепкий мой взгляд перебирал корешки, узнавая издания, но чаще не узнавая.
— Итак… — Эрлих сел за письменный стол, издав звук, с каким перетряхивают кости в мешке.
— Ах, да. — Я вручил ему посылку, и он принялся деловито листать сухие страницы, порой шелестя губами отрывисто:
— Замечательно! Жаворонки! На крови! Замечательно!
Мне было неловко вертеть головой или без приглашения бродить по кабинету, и я стал рассматривать те книги, что лежали на столе. Гоголь, Грин, Хлебников.
— Вы позволите?
ebooksa