На лбу Коли багровел необычный шрам, будто отпечаток птичьей лапы, пацифик без кружка.
— Принимаю, — Коля хлопнул в ладоши, — прощайтесь пока, я с водителем поговорю.
Варя, задумчивая, смотрела на покойницу, и Олегу хотелось прочесть её мысли. Подходили старухи, глядели, кивали, понимая о смерти больше городских, иногда что-то говорили мёртвой Маланье. Олег расслышал:
— Ты уж там замолви словечко за нас.
Плюгавый старичок подхромал, ведомый внуком-подростком.
— Скажи, Маланья, не воровал я зерно.
Следом приблизилась толстуха:
— Горобыному скажи, чтоб нас не чипал.
«Горобыный… — подумал зачарованно Олег, — две тысячи семнадцатый год, а у них — Горобыный…»
Но в процеженном горящими огарками полумраке, ему было вовсе не смешно. Слишком много совпадений. Гроза без дождя. И под капотом… ты же помнишь… за миг до удара.
Воробьи. Не меньше двух десятков. Чёрные глазки буравят человека.
«Прекрати!».
Он поймал прохладное запястье невесты.
— Слушай. Твой кузен не хочет, чтобы мы уезжали. Машина повреждена, скорее всего. Попробуем выйти к трассе и остановить попутку.
Варя оторопело кивнула.
— Что ему надо?
Из забытья, как ботинок вслед за утопленником, всплыл обрывок беседы.
Олег шёл к «тойоте», Коля подбоченился у крыльца. Закурил и смотрел с теплой улыбкой на прислонённую к штакетнику лопату. Не ею ли он?..
Сбавив шаг, Олег вдруг спросил:
— Где вы были шесть лет?