Перс мяукает и трётся о старомодный докторский саквояж.
— Это что-то типа миорелаксанта. Чтобы вы не дёргались.
Игла попадает в вену жертвы. Есть.
Паша Дреянов с раннего возраста мечтал стать хирургом. Лечил плюшевых медведей, проводил операции на друзьях. Понарошку, естественно. Никаких вспоротых игрушек, не говоря уже про животных. Он бы скорее убил себя, чем кошечку, собачку или хомячка. А ведь зоосадизм — наиболее распространённый факт в биографии маньяков. Его мать не была религиозным фанатиком, пережидающим в бункере Конец Света. Отец не бил его и, упаси Боже, не насиловал. Безоблачное детство рядового постсоветского мальчишки.
Всё рухнуло в один день. Из школьной столовой его госпитализировали с острыми болями.
— Напугал ты нас, — сказал отец, целуя в темечко одиннадцатилетнего Пашеньку, — а тут простой аппендицит.
Аппендицит привёл к перитониту. Потребовалась повторная операция, во время которой у Дреянова случилось интранаркозное пробуждение. Он видел и слышал, он испытывал боль — адскую всепоглощающую боль — но не мог ни застонать, ни пошевелиться. Экзекуция длилась три с половиной часа, в течение которых он то отключался, то приходил в себя. Тщетно пытался подать сигнал. Горло распирала дыхательная трубка. Воздух вздувал лёгкие, в животе копались дьявольские лапы. Анестезиолог поднимал веки и рапортовал врачу, что пациент спит. «Он икает», — расшифровывала сестра спазмы мальчика. Когда его, молящего о смерти, зашивали по живому, в операционной появился Ассистент. И остался с Пашей навсегда.
Дреянов удовлетворённо кивает. Препарат подобран идеально. Женщина полностью парализована, но находится в сознании. Зрачки реагируют на боль. Можно приступать.
Он относит беспомощное тело на второй этаж. Спальня прямо по коридору. Оформлена со вкусом, как и другие комнаты.
— Поверьте, — говорит Дреянов, — я понимаю ваши чувства.
Он снимает с пациентки халат, напомнив, что не следует стесняться врачей. Грудь мягкая и компактная — две пирамидки, как у совсем юной девушки. Спускает трусики к половым органам и скатывает в тонкий ремешок, чтобы не мешали.
Мысль о соитии с обездвиженной пациенткой вызывает отвращение. А вот традиционный секс представлялся вполне привлекательным, и он иногда жалеет, что банальный аппендицит превратил его в импотента.
— Полежи пока здесь, — рекомендует доктор и укладывает пациентку на бежевые простыни. — Optimum medicamentum quiesest. Лучшее лекарство — покой.
В ванной он моет руки. Гладит кота, наблюдающего за приготовлениями. Инспектирует рот женщины на предмет пирсинга и зубных протезов. Она косится голубыми обезумевшими от страха глазами. Страх — побочный эффект. Исцеляет боль, а не страх.
По сторонам от вытянувшегося обнажённого тела переливаются хирургические инструменты. Пальцы скользят по грудной клетке к пупку, скрипят о кожу резиной. Кожа холёная, в мурашках и светлых вздыбленных волосках. Никаких шрамов или татуировок.
Татуировки были у Ромы Леднёва, Пашиного приятеля. Они подружились в медицинском училище. Леднёв упаковками жрал колёса и редко мыл шевелюру, но отчего-то нравился будущим медсёстрам. Правое его предплечье украшал портрет Уэйна Гейси, клоуна-убийцы, на левом был вытатуирован милуокский каннибал Джеффри Дамер. Леднёв боготворил маньяков, и его домашняя фильмотека хоррора внушала уважение.
Приятель туманно намекал, что помимо игровых слэшеров, обладает коллекцией фильмов с реальным дерьмом. На деле же легендарная коллекция сводилась к постановочному японскому мусору, «Шокирующим Азиям» и растиражированным «Ликам Смерти». Однако, парочка эксклюзивных роликов, у него была: казнь на гильотине преступника Ойгена Вейдмана, заинтересовавшая Ассистента, и видео с Ричардом Спеком.
И сейчас, вспоминая, Дреянов ощущает озноб.
— Абдоминальное чревосечение, — говорит он. — Perabdomen. Через брюшину.
Над изголовьем кровати висит натюрморт Сезанна. На тумбе ароматические свечи. Старенький жираф с потёртым плюшем валяется на подушке сбоку — он не защитит свою хозяйку. И глупый перс устроился клубочком в углу.
ebooksa