По обшивке забарабанил свинцовый дождь.
Кто-то хихикал во тьме за спиной, но гул фашистского самолёта заглушал смех.
Белые нити трассирующих выстрелов плелись вокруг ИЛа.
Я видел преследующий нас «мессер», кресты на борту. И сообразил, что, наконец, выкатилась из-за облаков луна. Сохраняя нейтралитет, она одинаково освещала путь мне и моему немецкому коллеге.
Самолёт вибрировал. Залаял волгинский пулемёт.
— Не достаю!
— Ничего, — монотонно бубнил Шлычков. — Главное не волноваться.
— Ну, зайди под него, отец, жуть, как хочется две тыщи рубликов получить!
Огненная трасса протянулась к нам, и я сделал отворот вправо, но не успел.
Чувствуя, что теряю управление, я до боли вцепился в штурвал. Машина заваливалась на бок, с кормы орал Волгин:
— Либо грудь в орденах, либо говно в штанах!
Мне удалось выровнять самолёт. Я описал полукруг. Волгин тщетно тыкался в немца длинной очередью. Вёрткий «мессер» вилял и яростно решетил нас.
— Сейчас немного потрясёт, — предупредил я.
Задрав машине нос, я на крутом вираже ушёл вверх.
Полторы тысячи метров.
Фриц догонял.
От перегрузки по-бабьи визжали шпангоуты.
Почти вертикально ИЛ прошёл облака.
Под напором воздуха меня вдавило с сидение.
Когти царапали спинку с другой стороны, но у меня не было времени на эти игры воображения.