— Что? Странный, знаете ли, вопрос. К тому же я вырастила здесь троих детей, когда вернулась. Места здесь немного, так что мы не стали устраивать из его комнаты музей. Не до этого было. Вещи Никки — те, что остались, — лежат на чердаке.
— Что за вещи?
— Не знаю. Военные. Что-то он сам прислал, что-то прислали после его смерти. Родители их сохранили. А я, когда вернулась, убрала все на чердак. Мне его вещи не нужны, но мать взяла с меня слово, что я не стану ничего выбрасывать.
Босх кивнул. Осталось найти способ пробраться на чердак.
— Ваши родители еще живы? — спросил он.
— Отец двадцать пять лет как умер. Мать жива, но, если спросить, какой сегодня день, она не ответит. Даже имени своего не помнит. Она в доме престарелых, там за ней хорошо ухаживают. А здесь только я. Развелась, дети выросли и разъехались кто куда.
Босх сумел разговорить Оливию, не возвращаясь к вопросу о том, кто его нанял. Теперь нужно было извернуться так, чтобы речь зашла о чердаке и вещах, которые там хранятся.
— Значит, ваш брат знал, что его усыновили? Вы говорили об этом по телефону.
— Да, знал, — сказала она. — Мы оба знали.
— Вы тоже родились в приюте Святой Елены?
— Меня взяли первой, — кивнула она. — Приемные родители были белыми, а я, как видите, смуглянка. В те времена здесь был белый район. Родители решили, что мне нужен сверстник с таким же цветом кожи, как у меня. Поэтому снова поехали в приют и вернулись с Домиником.
— Вы говорили, что брат знал, как звали его родную мать. Откуда? Такое обычно хранится в тайне. По крайней мере, так было в те времена.
— Да, вы правы. Я так и не узнала, кто моя мать и откуда. Никки отписали моим родителям еще до появления на свет. Когда он родился, они его уже ждали. Но он был хиленький. Врачи сказали, лучше ему какое-то время побыть на материнском молоке. Что-то в этом роде.
— Так ваши родители и познакомились с его матерью.
— Именно. Несколько дней приходили к ней. Наверное, какое-то время сидели у нее в комнате. Позже, когда мы подросли, стало очевидно, что между нами и родителями — они итальянцы — нет никакого сходства. Мы начали приставать с вопросами. Нам сказали, что мы приемные дети. И что маму Никки зовут Вибиана. Рассказали, как встречались с ней, прежде чем она отказалась от Никки.
Похоже, Доминик и Оливия не знали всей истории. Не знали, что случилось с Вибианой. Возможно, их приемные родители тоже об этом не знали.
— Скажите, Ник не пробовал найти настоящих родителей, когда вырос?
— Если даже искал, мне об этом неизвестно. Мы знали, что появились на свет в приюте Святой Елены. Там, где рожают нежеланных детей. Мне никогда не хотелось найти биологических родителей. И Никки, по-моему, тоже.
Босх услышал в ее голосе горькую нотку. Даже сейчас, спустя шестьдесят лет, она не могла простить людей, которые от нее отказались. Гарри понимал: сейчас не лучшее время доказывать, что не все дети, рожденные в приюте, были нежеланными. В те времена у многих — если не у всех — матерей попросту не было выбора.
Он решил направить разговор в другое русло. Отпил из стакана, кивнул на конверт и спросил:
ebooksa