— Почему он не пошел в университет? — спросил Босх. — Получил бы отсрочку. Уже в шестьдесят девятом Никсон начал сокращать контингент. Война перешла в затяжную фазу.
— Нет, об учебе речь не шла, — покачала головой Оливия. — Никки был сообразительный парень, но не любил учиться. Терпения не хватало. Он ходил в кино, занимался спортом, увлекался фотографией. Думаю, хотел сам в себе разобраться. К тому же отец занимался продажей холодильников, и учиться было не на что.
Последние слова эхом отозвались в сердце Босха. Учиться было не на что. Если бы Уитни Вэнс исполнил свой отцовский долг — воспитал сына, дал денег на университет, — Доминик и близко не угодил бы во Вьетнам. Отбросив эту мысль, Гарри вернулся к разговору:
— Значит, он хотел стать медбратом? Санитаром?
— Это уже другая история, — сказала Оливия. — Записавшись в армию, он мог выбрать, где служить. Его начали терзать сомнения. Ник хотел быть поближе к гуще событий, но не в самом пекле, понимаете? Такой уж был человек. Ему предложили список военных должностей. Он сказал, что хочет быть журналистом, фотографом или боевым санитаром. Ну чтобы не сидеть без дела, но и не убивать людей направо и налево.
Во Вьетнаме Босх повидал немало парней, которые рвались в бой, но не хотели марать рук. Большинству рядовых было по девятнадцать-двадцать лет. В этом возрасте так и подмывает показать, кто ты таков и на что способен.
— В общем, его определили в санитары. Научили, как вести себя на поле боя, — продолжала Оливия. — Сперва отправили на плавучий госпиталь, но это лишь для начала. Месяца через три-четыре Никки прикрепили к разведгруппе, стали посылать на задания. И он, само собой, погиб, — закончила она сухим будничным тоном.
Это случилось почти пятьдесят лет назад, и Оливия, пожалуй, говорила на эту тему уже десять тысяч раз. Теперь ее слова не пробуждали в ней никаких чувств. Так, часть семейной истории.
— Печально все это, — помолчав, добавила она. — Ему оставалось служить пару недель. Он прислал нам письмо. Говорил, что вернется к Рождеству. Но не вернулся.
Теперь голос Оливии звучал мрачно и угрюмо. Босх подумал, что поторопился с выводами насчет ее эмоций. Отхлебнув еще чая со льдом, он задал следующий вопрос:
— Вы говорили, что из Вьетнама пришли его вещи. Они на чердаке?
Оливия кивнула:
— Там пара коробок. Никки отправил их домой, когда готовился к возвращению. Ему оставалось служить несколько недель. Потом пришел его солдатский сундук с личными вещами. Родители все сохранили, а я засунула на чердак. Честно говоря, не хотела, чтобы все это попадалось на глаза, лишний раз напоминало о нашем горе.
Она определенно не хотела говорить о вещах брата. Тем не менее Босх увидел окно возможностей и слегка разволновался.
— Оливия, — сказал он, — можно мне подняться на чердак и взглянуть на посылки?
Она поморщилась. Должно быть, сочла его вопрос неуместным.
— Зачем?
Босх облокотился на столик. Пришло время говорить откровенно. Ему необходимо было попасть на чердак.
— Затем, что я ищу какую-нибудь связь между вашим братом и моим клиентом. Не исключено, что на чердаке что-нибудь найдется.
— Имеете в виду ДНК? С тех лет?