Эти мягкотелые бурдюки с соленой водой, которых обязали присматривать за драконами, постоянно жаловались, хотя работа была простой. Они исполняли свои обязанности так плохо, что Синтара и ее соплеменники жили в беспросветной нужде. Было ясно, что драконы людям неприятны. Эти безволосые древесные обезьяны на самом деле думали только о том, как бы присвоить сокровища Кассарика. Руины древнего города Старших были погребены поблизости от того места, где вылупились драконы. Люди хотели разграбить Кассарик – так же, как разграбили подземный город в Трехоге. Они не только растащили украшения и предметы, назначение которых даже не могли понять. Они убили всех драконов, кроме одного, – тех самых драконов, которых Старшие перед древней катастрофой укрыли в своем городе. При мысли об этом гнев полыхал в душе Синтары.
По сей день существовали на свете живые корабли, построенные из «бревен» диводрева, все еще служили людям драконьи души, воплощенные в этих кораблях. По сей день люди оправдывали незнанием учиненную ими бойню. Драконы столько лет ждали, чтобы вылупиться, а их, не завершивших преображения, вытряхнули на холодный каменный пол. Когда Синтара думала об этом, ее душила ярость и ядовитые железы в горле твердели и набухали. Проклятье! Люди заслужили смерть за содеянное – все без исключения.
Рядом раздался голос Меркора. Несмотря на внушительный размер и силу, этот дракон редко говорил или как-то еще проявлял себя. Глубокая печаль обессиливала его, лишала стремлений и воли. Но когда он все же заговаривал, все сородичи бросали свои дела и слушали его. Синтара не знала, что ими движет при этом, но сама раздражалась – ее тоже влекло к Меркору. И при этом охватывало чувство вины за его печаль. От его голоса память зудела, как будто, слушая его речи, следовало вспомнить что-то чудесное. Но она не могла.
Сейчас Меркор произнес своим звучным и низким голосом:
– Синтара, оставь это. Без должной цели твой гнев напрасен.
Это тоже не давало ей покоя – он говорил так, как будто читал ее мысли.
– Ты ничего не знаешь о моем гневе, – прошипела она ему.
– Не знаю? – Он повернулся в этой грязной яме, где они спали. – Я чую твою ярость и знаю, что твои железы полны яда.
– Я хочу спать! – громыхнул Кало.
В его словах слышалось раздражение. Но даже он не смел открыто противостоять Меркору.
Один из мелких тупиц, кажется зеленый, который едва мог передвигаться, проскрипел во сне:
– Кельсингра! Кельсингра! Вот она, вдали!
Кало поднял голову на длинной шее и рявкнул зеленому:
– Заткнись! Я хочу спать!
– Ты уже спишь, – спокойно отозвался Меркор. – Ты спишь так глубоко, что не видишь снов.
Меркор поднял голову. Он был не крупнее Кало, но бросил ему вызов.
– Кельсингра! – внезапно протрубил он в ночь.
Все драконы взволновались.
– Кельсингра! – повторил Меркор, и Синтара своим острым слухом уловила вдали крики людей, разбуженных этим кличем.
– Кельсингра!