Драконья гавань

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может быть, – уступила Тимара. – До какой-то степени. Но это было еще до того, как они основали города на деревьях, начали раскапывать Трехог, – вообще до всего. Тогда главное было просто выжить, научиться добывать пригодную для питья воду, построить дома, в которых было бы сухо, сделать лодки, которые не разъест река…

– Теперь все это кажется вполне очевидным. – Татс теребил в руках ветку поменьше, раскачивая ее туда-сюда.

– Так всегда бывает после того, как кто-нибудь найдет решение.

Юноша улыбнулся ей. Ветку он отломал, затем ободрал с нее листья и зацепил ею другую лиану. Медленно и осторожно он тянул лиану к себе, пока не смог схватить руками. Тимара поджала губы, а затем улыбнулась в ответ, признавая находчивость Татса. Она раскрыла мешок и принялась складывать туда плоды.

– И тем не менее. В те времена женщинам приходилось делать много разной работы. Находить новые способы что-то делать.

– А мужчинам разве нет? – невинно поинтересовался Татс.

Тимара заметила плод, поклеванный птицей. Сорвала его, швырнула в Татса и вернулась к своему занятию.

– Разумеется, приходилось. Но сути дела это не меняет.

– И в чем же она состоит? – уточнил Татс, набивая плодами свой мешок.

Так к чему же она клонит?

– Некогда женщины торговцев проявили себя наравне с мужчинами. Тем, что выжили.

Руки Тимары замедлили движения. Она поглядела сквозь листву вдаль, за реку. Другой берег маячил туманной полосой. Тимара до сих пор как-то не осознавала, насколько широко разлилась река. Она попыталась призвать к порядку нестройные мысли. Татс задает ей те же самые вопросы, что и она сама. Ответы важны в первую очередь для нее.

– Когда я родилась, – начала Тимара, избегая его взгляда, – меня признали недостойной жизни. Папа спас меня от смерти, но это что-то говорит только о нем самом. Меня это никак не затрагивает. Все то время, пока я росла, меня окружали люди, уверенные, что я не имею права жить.

Включая ее мать. Но Тимара не стала этого упоминать. Это прозвучало бы так, будто она упивается жалостью к себе. И вдобавок не имело никакого отношения к тому, что она пыталась объяснить. Ведь не имело же?

– Я работала вместе с отцом. Я собирала точно так же, как он. Я делала всю работу, какую мне поручали. Но этого все равно не хватало, чтобы доказать, что я заслуживаю жизни. Ровно этого от меня и ждали. Как и от любой девочки из Дождевых чащоб, – уточнила Тимара, все же взглянув на Татса. – Им было мало видеть, что я ничем не хуже других, не считая внешности.

Руки Татса, коричневые от загара, сновали, словно самостоятельные мелкие зверьки, отрывая фрукты и складывая в мешок. Ей всегда нравились его руки.

– А почему этого мало тебе самой? – спросил Татс.

В том-то и загвоздка. Она не знала.

– Просто мало, и все, – проговорила Тимара угрюмо. – Я хотела, чтобы они признали, что я не хуже любого из них и даже лучше некоторых.

– И что тогда?