Драконья гавань

22
18
20
22
24
26
28
30

Мертво. Вот как звучал ее голос. Мертво.

– Почему-то сейчас они не кажутся такими забавными, как прежде.

– Я говорил всерьез, Элис. Я стыжусь себя.

– Лишь теперь.

– Звучит так, как будто ты все еще на меня сердишься.

– Да. Я все еще сержусь. Не ненавижу – я так решила. Но сержусь я, как никогда еще не сердилась. Наверное, если бы я тебя ненавидела, то просто ненавидела бы и дальше. Но стоило мне понять, что лишь человек, которого я любила, мог причинить мне такую боль, как вся ненависть тут же прошла. Вот почему я так рассержена.

– Я сожалею, Элис.

– Я знаю. Хотя от этого и не легче, но я знаю, что ты сожалеешь. Сейчас.

– На самом деле я давно из-за этого переживал. Почти с самого начала.

Она махнула на него рукой, словно отметая поток извинений. Прихлебывая кофе, Элис как будто спорила о чем-то сама с собой. Седрик ждал. Наконец она заговорила почти обычным тоном:

– Я должна кое-что узнать. Прежде чем я сдвинусь с мертвой точки, прежде чем смогу что-то решить, мне надо знать. Ты с Гестом, вы смеялись надо мной? Потешались над тем, насколько я легковерна, насколько наивна, раз так ничего и не заподозрила? Остальные друзья Геста знали? Мои знакомые, те люди, которых я считала друзьями, – кто из них знал о моей глупости? О том, как меня обманывают?

Седрик молчал. Ему вспомнились застолья в узком кругу, за полночь, в уединенных верхних комнатах гостиниц Удачного. И вечеринки в логове Геста, когда они распивали бренди в дружеской компании и веселье длилось еще долго после того, как Элис стучалась в дверь, чтобы пожелать всем спокойной ночи и уйти к себе.

– Мне нужно знать, Седрик. – Ее голос вернул его на тесный, грязный камбуз.

Элис смотрела на него, лицо бледным пятном выделялось в сумраке. Она ждала правды.

На ее месте Седрик испытывал бы точно такое же желание. Тоже хотел бы знать, каким дураком он выглядел в глазах окружающих и многие ли знали.

– Да, – признался он, и слово резануло его по губам. – Но я не смеялся, Элис. Иногда я даже вступался за тебя.

– А иногда – нет, – добавила она безжалостно.

Она вздохнула и поставила кружку на стол. В тишине раздался негромкий стук. Элис спрятала лицо в ладонях. Седрик испугался, что она заплачет. Если она заплачет, ему придется ее утешать, но это ведь будет нечестно. Он сам был соучастником ее унижения. Вправе ли он теперь пытаться по-дружески утешить ее? Седрик сидел неподвижно, молча и ждал любого звука с ее стороны.

Но, отняв от лица руки, Элис лишь тяжко вздохнула. Взяла со стола кружку, отхлебнула кофе.

– Сколько? – спросила она буднично. – Сколько человек в Удачном знали, какая я дура?