Седрик склонил голову, признавая справедливость ее холодных рассуждений.
– Когда я пытаюсь представить вас вместе, когда думаю о том, как ты его обнимаешь, целуешь в губы, как он прижимает тебя к себе – в том самом доме, где мы жили… Вы оба спускались к завтраку после ночи, проведенной вместе, замышляли…
Он пришел в ужас:
– Прошу тебя, Элис, не надо! Я не хочу говорить об этом.
– Он был с тобой нежен, Седрик? Говорил, что любит тебя, делал подарки? Помнил, какие ароматы тебе нравятся, какие сласти?
Она не собиралась отступать так просто. Обязан ли он отвечать ей? Обязан ли терпеть эту пытку? Седрик перевел дух.
– Нет, – признался он. – Все это делал я. Гест никогда так ко мне не относился.
– Тогда как же? – выговорила Элис, судя по голосу едва сдерживая слезы. – Что он сделал такого, чтобы ты полюбил его?
Седрик перестал обдумывать эту тему. Слишком больно.
– Он просто был Гестом. Ты же его видела. Влюбиться в такого легко. Он красив, прекрасно одевается. Отлично танцует. Обворожителен. Когда хочет, умеет оказывать такие знаки внимания, что ты ощущаешь себя самым важным человеком на свете. Гест был сильным. Я чувствовал себя… защищенным. Вознесенным на высшую ступень. Не мог поверить, что он захотел меня, что он меня выбрал. Гест был так красив, что мне не нужно было других подарков – только бы он меня заметил. Я был ослеплен. Но он все же покупал мне подарки. Одежду. Трубки. Лошадь. Оглядываясь назад, я теперь думаю, что все это предназначалось не вполне мне. Просто эти вещи делали меня таким, каким ему хотелось меня видеть. Чтобы ему не было стыдно за мои поношенные костюмы или за дурной вкус, если я выберу себе лошадь сам. Я был словно… словно ткань. Из которой он мог скроить и сшить удобный ему костюм.
Все это время Седрик смотрел в стол: на почти пустую миску, дешевую глиняную кружку, так и не пригодившуюся ложку. Теперь он поднял взгляд на Элис. В сумраке ее лицо напоминало бумажную маску с прорезями для глаз. Она полна спокойствия, решил он. Но нет. Спокойствие было лишь на поверхности. А под ним все бурлило и клокотало.
– Я не вернусь.
Седрик уставился на нее, не в силах связать свои слова с этим ответом.
– Я никогда не вернусь в Удачный, – пояснила Элис. – Не вернусь туда, где все меня знают, где знают, как меня обманули и опозорили. Вот что причинил мне Гест, так мной воспользовавшись. Но я не позволю ему решать, кем мне быть. Я не позволю Гесту кроить и шить из меня то, что ему удобно.
– Элис…
– Он нарушил клятву. Порвал наш брачный контракт. Я больше не привязана к нему, Седрик, и у меня нет причин возвращаться к нему. Я остаюсь здесь. На «Смоляном», с Лефтрином. Уверена, он меня примет. И меня не заботит, женится он на мне или нет. Я останусь с ним.
– Ты не можешь. Тебе не следует.
Сейчас было не время ей это объяснять. Он не хотел, чтобы две темы смешивались в ее сознании. Но и не мог отпустить ее, не рассказав. Не мог допустить, чтобы она совершила нечто необратимое, чтобы позволила еще одному мужчине ее обмануть.
– Элис… Тебе не следует ему доверять.
Эти слова ее остановили. Ее рука уже лежала на створке двери.