— Не отпустил, при себе держу, — отвечал Волков. — В крепость их себе записал.
«Тебе-то, поп, что до того?»
Волков всё больше и больше волновался, но нужно было отвечать честно, разве попу этому соврёшь? Князь церкви всё-таки. Да и знает он всё уже.
— Записал себе в крепость. Отпускать-то их нельзя было.
— Это большая мудрость, сын мой, большая мудрость, вижу я, что в тебе не ошибся.
Архиепископ на секунду откинулся на спинку кресла, отвёл от генерала взгляд и тут же вернулся к нему обратно:
— Сын мой и друг мой, а дай мне из этих мужиков своих хотя бы двести душ.
И сказал он это так, словно о какой безделице говорил, о пустяке, о яблоке или о башмаке старом, который вдруг ему понадобился, о пустой какой-то вещи, а не о сотнях людей. И эта простота так поразила Волкова, что он по первости не находил, что ответить, смотрел на архиепископа взглядом, полным удивления, а потом наконец вымолвил:
— Двести душ вам дать?
— Да хоть двести, понимаешь, после войн да чумы земельки мои людишками оскудели. Пустые стоят, поля не паханы. Так ты мне дал бы немного своих пленных, душ двести, а я тебе тоже услужу, — продолжал поп весьма настойчиво.
— Услужите? — кавалер всё ещё пребывал в растерянности и, кажется, не понимал, о чём говорит курфюрст.
— А как же, конечно, вон у меня только что был знакомец твой, брат Николас; коли ты мне с людишками поможешь, так я тебе завтра же рукоположу его в епископы и отправлю его на кафедру в твой Мален.
— Да как же так? Мы же с аббатом Илларионом договаривалась, что за это я дам вам двадцать пудов серебра, — чуть растерянно произнёс Волков.
— Эх, понимаешь, сын мой, — начал объяснять ему архиепископ, — серебра того я и не увижу, уйдёт оно сразу в долги. А людишки твои лично для меня будут.
И кавалера тут едва не перекосило от злости:
«Чёртовы попы, жеребячье семя, псы алчные, в алчности своей пределов не знающие. Тянут, тянут, тянут себе всё, до чего только дотянуться могут. Из руки вырывают, ни стыда, ни страха не имеют. Что силой взять не могут, так клянчить будут. Будьте вы прокляты».
А архиепископ по лицу его увидал, кажется, его настроение, в чтении по лицам старик знал толк, и тут же поднял руку, а в руку его секретарь, стоящий за креслом, сию секунду положил бумагу. И архиепископ ту бумагу протянул Волкову:
— Слыхал я, что солдаты твои провозгласили тебя генералом, это большой почёт, большой. Но вот патента на чин солдаты дать не могут. Вот тебе патент от меня. Отныне ты генерал земли Ланн и Фринланд с патентом. А завтра будет тебе и епископ.
Волков рассеянно заглянул в бумагу и даже не поблагодарил курфюрста, а тому и не надо было благодарности, он продолжал выуживать своё, вцепился, словно пиявка:
— Так что, дашь мне двести мужичков?
ebooksa