Убийца Шута

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я знаю, где сейчас дремлет Эймос, — сказала она. Надувшись от важности, она даже стала выше ростом.

Трясучка Эймос был лет на десять постарше меня, и давно состоял в штате слуг Ивового леса. Он, как и предполагало его прозвище, страдал от дрожи в руках после травмы головы много лет назад. Он жил в поместье со времен Пейшенс и заработал свой отдых. Когда-то он был стригалем овец. Он давно оставил работу, но часто в хорошую погоду стоял, опираясь на палку, и смотрел на стадо. Ему нравилось, когда ему давали четкие задачи время от времени. Он может быть медленным, но по-прежнему горд. И превосходно сделает работу.

У двери она остановилась.

— Так что, моя человек-бабочка — девушка?

— Похоже на то, — сказал я.

Наша больная открыла глаза. Она рассеянно огляделась, и ее взгляд остановился на Би. Медленная улыбка изогнула губы.

— Откуда он взялся?

— Риддл? Он последовал за Би сюда. Он старый друг и не представляет опасности.

Ее глаза снова закрылись.

— Странно. Я была уверена, что человек-бабочка — мужчина, а не девушка.

Би выглядела раздраженной, покачала головой и сообщила мне:

— Снам нельзя слишком доверять.

Она замерла, будто обдумывая какую-то новую идею.

— Би? — Ее взгляд блуждал. — Би? Как ты себя чувствуешь? Когда ты пришла, чтобы рассказать про человека-бабочку, ты была такая странная…

Ее взгляд, наконец, нашел меня и тут же скользнул прочь.

— Теперь я в порядке. Я почувствовала большую усталость. И заснула. Мне приснился сон и сказал, что время пришло. И это привело меня к тебе, а потом… — она выглядела озадаченной. — Потом сон закончился, и мы оказались здесь.

Она тихонько вышла из комнаты.

Какое-то время я смотрел ей вслед. Потом девушка на столе коротко застонала. Я вернулся в настоящее и принялся за работу. В шкафах хранились горшки меда, запечатанные воском, и плитки чистого воска, ожидающие преображения в свечи. Они, наверное, будут здесь лежать и через десять лет. Я нашел ткани, через которые Молли процеживала мед и воск. Они были в пятнах, но совершенно чистые. Я вспомнил, как она стирала их на улице, в большом чайнике с кипящей водой, а затем раскладывала в рядок, чтобы отбелить и высушить. Я выбрал самые старые, самые мягкие тряпки и знал, что она простит меня, когда разорвал несколько на полоски для перевязки.

Я смягчил струпья на спине молодой Белой теплой водой и осторожно очистил раны от крови и мха. Их было четыре. Мне не хотелось касаться их, но стоило убедиться, что внутри ничего не застряло. Я нажал на одну, и девушка охнула от боли.

— Вам не стоит трогать их, — задыхаясь, сказала она. — Мой спутник очистил их, как мог. Что попало в меня, уже не вынешь. Они слегка закрылись, и мы бежали. Казалось, они начинают заживать. Прежде чем охотники догнали нас. Они убили моего друга. И раны снова открылись, когда я бежала. Я уже не могла очистить их. Теперь слишком поздно.