Убийца Шута

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты слишком добр, — с какой-то грустью сказал он и протянул мне палку.

Я взяла ее. Он слегка покачнулся. Я оказалась ниже, чем он ожидал. Его грязная рука сжала мое плечо.

Мир колесом закрутился вокруг нас. Радуга окрасила небо. До этого момента всю жизнь свою я видела как в тумане. Теперь он растворился, будто восторженный ветер разорвал его. Я в страхе смотрела на красоту, раздирающую сердце. Все они, хмурый жестянщик, девушка с короной из остролиста, целующая мальчика за деревом, кот под крыльцом таверны, старик, торгующийся за новую войлочную шляпу — все они разливали такие великолепные цвета, о которых я даже не знала. Все пороки с лихвой перекрывались заложенной в них красотой. Я коротко охнула, а нищий громко всхлипнул.

— Я вижу! — закричал он. — Зрение вернулось ко мне. Я вижу! О, свет мой, солнце мое, откуда ты пришел? Где ты был?

Он прижал меня груди, а я была очень рада этому. Красота и великолепие, что зацвели вокруг, текли через меня к нему. Все, все было так, как должно было быть. Не крошечными проблесками, не бессвязными снами. Куда бы ни я глянула, вероятности множились. Это напомнило мне тот случай, когда отец впервые посадил меня на плечо, и я узнала, как же далеко он может видеть. Но теперь я смотрела не только из удобнейшей позиции, не только вдаль, но во все времена сразу. Было приятно стоять в безопасном сердце этого бурлящего водоворота. Я не боялась следить за мириадами нитей. Одна привлекла мое внимание. Целующаяся девушка выйдет замуж за парня, увенчанного оранжевыми цветами, родит ему девять детей на ферме в долине. Или нет. Она будет флиртовать с ним до поры до времени, но он женится на другой, а память об этом моменте придаст сладость каждому выпеченному ею пирожку, и любовью, которую познала, она будет делиться с курами и кошками, пока, одинокая, не умрет в семьдесят два. Но нет. В эту ночь они убегают, ложатся вместе в лесу, а на следующий день, по дороге в Баккип оба умирают: его ранит стрела, а ее насилуют, бьют и бросают умирать в канаве. И из-за этого ее старшие братья объединятся и станут Дубовыми стражами. От их руки падёт пятьдесят два разбойника и более шестисот путешественников они отобьют у боли и смерти. Цифры были просты. И эта простота стала неожиданностью. Все, что я должна была сделать — слегка подтолкнуть их. Если я улыбнусь им, прогуливающимся по зеленому городку, и скажу: «Вы светитесь любовью. Любовь не ждет. Бегите сегодня!», они увидят во мне предвестника и примут мой совет. Его боль будет длиться лишь мгновение, ее — всего несколько часов. Гораздо меньше, чем она потратит, рожая первенца. У меня была власть. Власть и выбор. Как много добра я могла принести в этот мир! Как много добра… Множество решений для блага мира. Я хотела начать с девушки в короне из остролиста.

Он прижал меня крепче и зашептал в ухо.

Стой. Остановись. Не делай этого. Не без великого замысла и еще… еще… так много угроз. Очень много угроз!

Он отвернул мои глаза, и нити расщепились на тысячи других нитей. Это оказалось не так просто, как я думала. Каждая нить, за которой я пыталась следовать, становилась множеством, а когда я выбирала одну из множества, она снова разлеталась на еще большее количество вероятностей. Она может нагрубить ему, и он убьет ее вечером. Она скажет отцу, что поцеловала его, а отец благословит их. Или проклянет их. Или выгонит ее из дома в бурю, и она умрет ночью от холода.

Некоторые из них гораздо вероятнее, чем другие, но у каждой есть по крайней мере один шанс стать реальностью. Каждый путь нужно тщательно изучить, прежде чем будет выбран один. Ты видела тот, где они оба должны умереть? Если мы предопределим создание Дубовой стражи, нам надо смотреть и смотреть. Всегда, всегда есть другие временные нити, которые приведут к той же цели. Какие-то — более опасные и скверные, какие-то — менее.

Я думала, что он говорит вслух. Но потом поняла, что мысли его просачиваются в меня через узы, связавшие нас. Он выливал знания из своего разума, будто он кувшин, а я — чаша. Или жаждущий сад, который ждал заботы все это время.

А нити меняются, они постоянно меняются. Некоторые, уже невозможные, исчезают, вероятность других растет. Именно поэтому обучение занимает столько лет. Много лет. Сначала обучение, потом — сны. Потому что сны — это вехи самых важных моментов. Самых важных моментов…

Внезапно он исчез, будто кто-то сорвал с меня теплый плащ в разгар снежной бури. Он пристально всматривался слепыми глазами, ужас и радость отразились на его покрытом шрамами лице.

— Волк идет, — произнес он. — Его зубы — кинжал, капли крови — слезы его.

И мое видение исчезло, сменившись глубокими сумерками, которые падают на землю перед последним дневным лучом света. Цвета погасли и тени скрыли от меня все вокруг. Я решила, что умираю. Все вероятности закрылись, спрятались, свернулись в один момент времени. Я не могла пошевелиться. Жизнь стала плотной, ограниченной, медленной. Время только что было безграничным океаном, раскинутым во всех направлениях, а я была птицей, свободно кружащей от одного момента к тысяче вероятностей. А сейчас я погрязла в крошечной луже и изо всех сил пыталась прожить одно мгновение полностью, не видя последствий ни одного из своих движений. Я остановилась, замерла, позволив жизни проходить мимо.

Глава тридцатая

Столкновение

Мой волк учил меня так же, как и я учил его. Но как он ни старался, ему не удалось научить меня жить в сейчас, как жил он. Когда тихими снежными ночами мы валялись у теплого очага, волку не нужен был разговор или свиток для чтения. Он просто наслаждался уютом, теплом, отдыхом. Когда я вставал, чтобы сходить в маленькую комнату, или вытянуть обожженную палку и камина и лениво поцарапать ею полку, или взять бумагу и перо, он поднимал голову, вздыхал, а потом снова ложился и продолжал наслаждаться вечером.

На охоте я двигался почти так же бесшумно, как и он, неотрывно следил за трепетом ушей и движением копыт оленя, крошечными знаками, выдающими затаившееся в кустах животное. Я льстил себе, уверяя, что всецело настроен на охоту. И все же, полный решимости наблюдать, я пугался, когда Ночной Волк прыгал и в одно мгновение убивал затаившегося кролика или съежившегося рябчика, мимо которых я прошел. Я всегда завидовал ему в этом. Он был открыт для всего, что предлагает мир: запах, звук, малейшее движение или просто столкновение жизни с его Уитом. Я никогда не достигну его способности открыть себя всему, чтобы знать, что происходит вокруг, знать все и сразу.

Запись в дневнике, без подписи

Я не успел сделать и шага, как Риддл оказался рядом со мной. Он поймал меня за руку. Я повернулся к нему. Его рот сжался в тонкую линию. Он заговорил тихо, почти без интонации, будто сам не зная, как относиться к своим словам.

— Я должен сказать это прежде, чем мы найдем Би. Фитц, это бесполезно. На самом деле, именно этого и боялась Неттл. Ты хороший человек. Ты — мой друг. Я надеюсь, что ты вспомнишь, что мы друзья, после моих слов. Ты плохой… ты не можешь быть хорошим отцом. Я должен забрать ее в Баккип. Я обещал Неттл посмотреть, как идут у вас дела. Она не доверяла себе, чтобы принять решение. Боялась, что будет слишком придирчива.