На мгновение я мысленно перенесся в то время. Перед всем двором я преследовал убийц моего короля сквозь замок Баккип. Храбрый. Смешной. Глупый. Независимый. У меня не было выбора.
Молодой, предположил Чейд. Молодой и полный праведного гнева.
Боли и горя, уточнил я. Уставший от противоречий. Надоело быть связанным правилами, которым никто не следовал.
Это тоже, согласился он.
Внезапно у меня пропало желание думать о том дне, о том, кем я был и что сделал, и прежде всего, почему я это сделал. Все это было из другой жизни, той, которая уже не могла коснуться меня. Старая боль теперь бессильна. Верно? Я задал ему встречный вопрос.
Почему ты спрашиваешь? Хочешь записать воспоминания?
Возможно. Нужно хоть что-то делать, пока я выздоравливаю. Кажется, теперь я лучше понимаю, почему ты предупреждал нас о разумном использовании исцеления Скиллом. Но видит Эль, это захватило меня настолько, что сложно чувствовать самого себя! Одежда висит на мне так, что неловко за свой внешний вид. Я качаюсь, как соломенный человечек.
Внезапно я почувствовал, что он перевел разговор. Это почти как если бы он отвернулся от меня. Он никогда любил признавать свои слабости.
Когда ты писал, зачем ты это делал? Ведь ты всегда что-то писал.
Такой простой вопрос.
Это все Федврен. И леди Пейшенс. Писец, который учил меня и женщина, которая стремилась стать мне матерью. Они оба часто говорили, что кто-то должен написать подлинную историю Шести Герцогств. Я решил, что они ждут этого от меня. Но каждый раз, когда я пытался писать о королевстве, я заканчивал писать о себе.
А ты думал о том, кто бы это прочитал? Твоя дочь?
Еще одна старая рана. Я ответил честно.
Во-первых, я не думал, что о том, кто будет это читать. Я писал для себя, как будто искал смысл в процессе. Все старые сказки, какие я слышал, имели смысл: побеждало добро или, возможно, герой трагически погибал, но его смерть что-то меняла в мире. Так что я описывал свою жизнь как сказку и искал в ней счастливый конец. Или смысл.
Я задумался. Через много лет я вновь вернулся к мальчику, ученику убийцы, который служил семье, никогда не признающей его как сына. Вернулся к воину, сражавшегося топором против кораблей, полных агрессоров. Вернулся к шпиону, человеку, служившего своему пропавшему королю, когда вокруг царил хаос. «Неужели все это было со мной?» — удивлялся я. Так много жизней. Так много имен. И всегда, всегда я мечтал об ином.
Я снова вернулся к Чейду.
Все годы, когда я не мог поговорить с Неттл или Молли, я иногда говорил себе, что когда-нибудь они смогут прочитать мои записи и понять, почему я не был с ними. Даже если бы я не вернулся, возможно, в один прекрасный день они узнали бы, что я всегда этого хотел. Так что, во-первых, да, это было похоже на длинное письмо к ним, объясняющее все, что удерживало меня.
Я сжал стены, не желая дать Чейду почувствовать мысль, что, возможно, я не был достаточно честен в этих ранних попыток. Я был молод, я простил себя, да и кто не выставит себя в наилучшем свете, когда рассказывает свою историю тому, кого любит? Или свои оправдания тому, кого он обидел. Я выбросил эту мысль и вернул вопрос Чейду.
А для кого бы ты написал мемуары?
Его ответ потряс меня.