Через десять дней после рождения нашего ребенка я наконец решил, что должен признаться Молли. Я боялся, но это было неизбежно, а задержка уже не могла упростить положение.
Так как мы с Неттл сомневались в беременности Молли, кроме семьи, мы никому не говорили об этом. Неттл рассказала братьям, но только как признак увядания матери и ослабления ее ума. Все ребята были заняты своей жизнью, а в случае Чивэла это означало, что необходимо заботиться не только о жене и усадьбе, но и о трех младших братьях. Они слишком увлечены своей собственной жизнью, женами и детьми, чтобы предложить больше, чем мимолетное беспокойство, что их мать может потерять разум. Они были уверены, что Неттл и Том справятся с любой драмой, да и что можно сделать, если мать стареет? Очень корректно признавать беспомощность старости — дело молодых. А теперь придется им сообщить про рождение ребенка. И не только им, но и всему миру.
Столкнувшись с этой трудностью, я пренебрег ею. За пределами Ивового леса никто ничего не узнал, даже Неттл оставалась в неведении.
Пора признаться в этом Молли.
Перед тем, как приступить к этой задаче, я вооружился. На кухне я попросил поднос маленьких сладких булочек, которые любила Молли, блюдо жирных подслащенных сливок и малинового варенья. Большой котелок свежезаваренного черного чая тоже вместился на мой поднос. Я заверил Тавию, что вполне способен справиться сам, и отправился в детскую Молли. По дороге я перебрал все доводы, будто готовился к бою и подгонял оружие по руке. Во-первых, Молли устала, и я не хотел, чтобы гости ее тревожили. Во-вторых, ребенок очень маленький и, наверное, очень хрупкий. Молли сама говорила мне, что она может не выжить, и, конечно, тревожить ее лишний раз не стоит. В-третьих, я никогда не хотел, чтобы кто-нибудь предъявлял требования к нашему ребенку, кроме нее самой… Нет. Это не имело для Молли большого значения. По крайне мере, не сейчас.
Мне удалось открыть дверь в комнату, не уронив поднос. Я аккуратно поставил его на невысокий столик, а затем у меня получилось передвинуть столик с подносом ближе к Молли и ничего не перевернуть. Она положила ребенка на плечо и напевала, похлопывая ее по спине. Мягкая рубашка свисала ниже ножек малышки, а ее рук не было видно из-за рукавов.
Молли зажгла свечу с запахом жимолости, и по комнате разливался резкий сладковатый аромат. В небольшом камине горело лимонное дерево. Других источников света не было, что делало комнату уютной, как в сельском домике. Молли наслаждалась роскошью постоянного достатка, но так и не стала жить как знатная дама.
— Я делаю так, как мне нравится, — не раз говорила она мне, когда я намекал, что личная горничная вполне уместна для ее нынешнего положения. Тяжелую работу в усадьбе, мытье полов и протирание пыли, приготовление пищи и стирку позволялось делать слугам. Но Молли убирала и подметала нашу спальню, стелила свежее, высушенное на солнце белье на кровати или грела перину перед очагом в холодную ночь. По крайней мере, в этой комнате мы были Молли и Фитц.
Ширмы с анютиными глазками были сдвинуты, чтобы поймать и удержать тепло огня. Горящие дрова тихо потрескивали, по комнате танцевали тени. Ребенок почти засыпал в объятиях матери, когда я установил столик с подносом.
— Что это? — спросила Молли с испуганной улыбкой.
— Я просто подумал, что у нас выдалась спокойная минутка, и мы могли бы перекусить чего-нибудь сладкого.
Ее улыбка стала шире.
— Не представляю, чего мне хочется больше!
— Вот и я тоже.
Я сел рядом, стараясь не толкнуть ее, и наклонился, чтобы заглянуть в крошечное лицо моей дочери. Она была красной, и сосредоточенно морщила светлые брови. Ее волосы торчали пучками, ноготки были меньше рыбьей чешуйки и очень нежные. Какое-то время я просто смотрел на нее.
Молли взяла печенье и окунула его в варенье, а затем зачерпнула немного сливок.
— Запах и вкус совершенно летний, — сказала она, помолчав.
Я налил чаю для нас обоих, и аромат от него смешался с запахом малины. Я взял печенье и намазал его вареньем и сливками гораздо обильнее, чем она.
— Это точно, — согласился я.
Какое-то время мы просто делили еду, чай и тепло огня. На улице падал легкий снежок. Мы были здесь, внутри, в безопасном и теплом логове. Может быть, лучше поговорить с ней завтра…