Я подошел к окну и отодвинул портьеру. Небо прояснилось и просветлело. Я попытался собраться с мыслями. Сегодня приедут Чейд и Олух. Я пытался продумать, как встретить их и что нужно подготовить к их приезду, но не смог найти сил сделать что-либо. У очага спал Персеверанс. Я заставил себя пересечь комнату и добавить дров в огонь. Голубое небо означает, что приближаются морозы.
Я оставил кабинет и пошел в свою комнату. Нашел чистую одежду. Пошел на кухню. Я боялся, что там никого не окажется, но увидел кухарку Натмег, Тавию и двух кухонных девушек, Эльм и Леа. У Тавии чернел синяк под глазом и опухла нижняя губа, но, казалось, она не подозревала об этом. В походке Эльм было что-то странно-неудобное. Меня тошнило от страха, и я не задал им ни одного вопроса.
— Как хорошо, что вы снова дома, арендатор Баджерлок, — встретила меня Натмег и пообещала быстро собрать завтрак.
— Скоро у нас будут гости, — предупредил я их. — Лорд Чейд и его человек, Олух, приедут с минуты на минуту. Пожалуйста, приготовьте что-нибудь для всех нас. И я попросил бы сообщить остальным слугам, чтобы они относились к Олуху с таким же уважением, как и к лорду Чейду. Глядя на его внешность и манеры, можно подумать, что он дурачок. Но он — незаменимый и верный слуга трона Видящих. Так к нему и относитесь. А сейчас было бы очень приятно, если бы вы отправили поднос с едой и горячим чаем в мой кабинет. Да, и, пожалуйста, соберите поднос для мальчика из конюшни, Персеверанса. Мы сегодня позавтракаем вместе.
Кухарка Натмег подняла бровь, но Тавия кивнула мне.
— Как хорошо, сэр, что вы решили взять этого бедного глупенького паренька конюхом. Может быть, работа вправит ему мозги.
— Будем надеяться, — через силу пробормотал я.
Я оставил их, достал плащ и пошел туда, где когда-то стояли конюшни. Холодный свежий воздух, голубое небо, белый снег, черное дерево. Обходя развалины, я разглядел полусгоревший, расклеванный воронами труп лошади. Огню ничто не смогло помешать. Но дневной осмотр не принес ничего, что бы я не нашел ночью. Единственные следы были от пеших людей, скорее всего, слуг, занимавшихся повседневной работой.
Я нашел оставшихся лошадей в одной из овчарен. Они оказались сытыми и напоенными. О них и об одном из выживших щенков из города заботилась слегка осоловелая девочка. Она сидела на куче соломы в углу, гладила щенка на коленях и смотрела в пустоту. Вероятно, она изо всех сил старалась понять мир, в котором пропали ее хозяева и появились эти лошади. Вспомнит ли она что-нибудь? То, что сидела она в одиночестве, заставило меня задуматься: сколько же конюших пало вместе со своими питомцами? Тальман и Талеман убиты, это я уже знал. А сколько еще?
— Как щенок? — спросил я ее.
— Очень неплохо, сэр.
Она начала подниматься на ноги. Движением руки я остановил ее. Щенок дотянулся до ее подбородка и начал лизать его. Его неровно обрезанные уши уже поджили.
— Ты хорошо подлечила его. Спасибо.
— Это было нетрудно, сэр. — Она посмотрела на меня. — Он скучает по матери. Он так сильно скучает, что я сама почти чувствую это.
Ее глаза широко распахнулись, ее качнуло в сторону.
Я кивнул. Мне было слишком страшно спрашивать, что случилось с ее собственной матерью. Сомневаюсь, чтобы она помнила, почему сейчас здесь и одна.
— Позаботься о нем. Успокой его, как можешь.
— Конечно, сэр.
В голубятне я нашел то же самое, что и курьер. Какие-то мелкие грызуны, наверное, крысы, уже попортили пернатые тельца. На верхнем уступе сидел голубь, к лапке которого был примотан кусочек пергамента. Я поймал его и открыл сообщение: в нем Неттл писала Фитцу Виджиланту, желая ему счастливого Зимнего праздника и спрашивая про свою сестру. Я выбросил тельца птиц, нашел кукурузу для одинокого голубя, проверил, есть ли вода, и оставил его.
К тому времени, когда я вернулся в поместье, я до костей продрог и совсем упал духом. Все виденное убедило меня в точности рассказа Персеверанса. Люди, схватившие Би, были безжалостными убийцами. Я отчаянно надеялся, что она будет просто заложницей, которую они станут беречь и охранять. Я вернулся в кабинет, мальчик уже проснулся. Кто-то принес ему воду для умывания, и он постарался привести себя в порядок. Поднос с едой нетронутым стоял на столе.
ebooksa