Улыбка Винделиара стала шире и уверенней. Думаю, это и придало решимости Двалии.
— Винделиар! Помни о пути! Не теряй того, что было видно! — крикнула она.
Эллик повернул лошадь и поехал прямо на нее, толкая женщину назад, пока она не споткнулась и чуть не упала в костер.
— Теперь он мой! Не смей болтать с ним!
Но улыбка уже исчезла с пухлого лица Винделиара, и он с тревогой наблюдал, как Эллик наклонился к Двалии. Она не двигалась и приняла удар. Смелость это или боязнь чего-то похуже?
Эллик смотрел на нее, пока она не опустила глаза. Затем вернулся к своему костру, объявив:
— Сегодня мы празднуем! А завтра будет еще одно испытание таланта нашего прекрасного друга!
Некоторые из Слуг жадно и тоскливо смотрели на солдатский лагерь. Когда Эллик спешился, его люди отдали ему лучшее из добычи. Какое-то время удивленный Винделиар сидел на лошади, повернувшись в сторону нашего лагеря, будто пес, который хочет вернуться в знакомое место. Затем люди Эллика окружили его и вручили открытую бутылку вина и сладкое пирожное. Через мгновение он спешился, и один из спутников приобнял его за плечи и втянул в гущу своих товарищей.
Я вспомнила сон, в котором нищего затянул и утопил водоворот драгоценностей и еды. Во мне расцвела ледяная роза. Никто из них не предвидел этого. А я видела. Только я.
Я не понимала, как это могло быть, но вдруг до меня дошло другое. Слишком большая роскошь — не понимать эти сны. Я оказалась единственной, кто мог встать у руля и управлять лодкой, но как это сделать?
В его предупреждении была печальная окончательность, будто он слишком хорошо знал, о чем говорил. Я отбросила вопросы и открылась навстречу всему, что происходило вокруг нас.
— По крайней мере, ничего хуже одежды они не украли, — тихо сказала Одесса.
Уныло сгорбившаяся у костра Двалия понимала причину этого.
— Пока они не знают границ силы Винделиара, они не будут рисковать, чтобы не появиться перед горожанами. А пока они шалят с торговцами, мы сидим здесь, где в любой момент кто-нибудь может решить прогуляться по лесу. Теперь нас можно увидеть. С нами может случиться что угодно.
Одесса нахмурилась.
— Что угодно? — озадаченно повторила она.
— Все, что угодно, — поморщилась Двалия. — Мы так далеко от пути, и я не знаю, как вернуться на него. Я не знаю, нужно ли нам действовать или надеяться, что путь сам найдет нас? Все, что мы сделаем, может стать ошибкой.