Ранний зимний вечер бросил на снег светло-голубые тени. Мы столкнулись с упряжкой тяжелых черных лошадей, запряженных в телегу, которой управлял мальчик немногим старше Персеверанса. Она была нагружена дровами, и мы уступили ей дорогу. Флитер пробилась сквозь глубокий снег сбоку от нее, и Риддл с мерином последовали за нами.
Мне не приходилось подгонять чалую. Она знала, что мне нужна скорость, и сердце ее было отдано мне. Вскоре Лант совсем отстал, а после пропал и Персеверанс. Риддл все еще держался. Он больше не шел сбоку, но всякий раз, когда я оглядывался, видел его лицо, красное и обмороженное, а его темные глаза были полны решимости. И каждый раз, когда я оглядывался, он кивал мне, и мы продолжали скачку. Свет дня медленно уходил, цвет терялся вместе с ним. Стало холоднее, поднялся ветер. Почему мне казалось, что ездить против ледяного ветра не так уж и трудно? Кожа на лице стала жесткой, губы потрескались, кончики пальцев совсем замерзли.
Но мы не останавливались. И только когда мы приблизились к холмам, Флитер сбросила скорость. Небо затянуло тучами, и я больше полагался на чутье лошади, чем на свои глаза. Мы шли по проселочной дороге так же легко, как и при свете. Вошли в лес, и из-за деревьев стало еще темнее. Здесь тропа стала совсем неровной. Я почувствовал себя старым замершим дураком. Как я представлял погоню за Би по такой дороге, сгорая под действием семян карриса? Я едва мог разглядеть руку у лица, спина ныла от холода. Мы проехали кусок вырубленного лесорубами леса. После этого тропа превратилась в мелкие углубления в снегу.
Когда мы покинули лесистый склон, ветер усилился. Холод обжег меня, но ветер немного разогнал облака. Свет от звезд просочился к земле, чтобы показать занесенные снегом овечьи и козьи пастбища. Пробираясь по нетронутому снегу, Флитер совсем сдала. Она опустила голову, но все равно упорно пробивалась вперед.
Я почувствовал запах сарая. Нет, это Флитер почувствовала запах сарая или какого-то приюта для животных, и поделилась им со мной. Это отличалось от того, как Ночной Волк делился своими ощущениями. Для волка все было охотой, убийством и едой. Лошадь же почуяла что-то знакомое, что-то, что могло обещать укрытие и отдых. Да, отдых. Она устала. И замерзла. Пришло время выбраться из этой метели и найти воду. Впереди нас на белоснежном холме виднелось несколько зданий: загон для скота и трехстенный навес с покатой крышей. Рядом с ними был занесенный снегом холм — стог сена. Стена, отделяющая загон для животных, была общей для скромной хижины.
Мне не пришлось направлять Флитер. Она остановилась сама и, мягко вздыхая, впитывала запахи. Овцы, старый навоз. Солома. Я спешился, и направился к загону, чувствуя, как работают мышцы, как тепло пытается просочиться в ноги. Бедра ныли, спину ломило с каждым шагом. Как я мог рассчитывать скакать всю ночь, и скрываться при этом, не говоря уж о какой-то драке?
Я просто дурак.
Я нашел ворота загона, нащупал засов и с трудом вытащил его через забившийся снег. Когда проема хватило, чтобы пройти лошади, я провел Флитер. Она остановилась внутри, а я зарылся в снег, добывая сено. Я занес одну охапку и еще выходил раза три, пока кормушка не наполнилась. Она была довольна, что спряталась от ветра. В седельной сумке я нашарил мешок с зерном.
Я оставил ее в укрытии и вышел осмотреться. По дороге я стучал руками по бедрам, чтобы они хоть немного согрелись прежде, чем я начну расседлывать Флитер. Слабый лунный свет, пробившийся из-за туч, открывал мне эту ночь. Я нашел колодец с ведром и воротом. Опустив ведро, я услышал, как оно сломало тонкий ледок и начало заполняться водой. Риддл пришел в тот момент, когда я вернулся с водой к загону. Я поднял руку в молчаливом приветствии. Он спешился, повел мерина внутрь, и я последовал за ними. Я держал ведро, пока Флитер не напилась, а затем предложил воду и его лошади.
— Я разожгу огонь в хижине, — предложил он.
— А я пока позабочусь о лошадях, — поддержал я.
Мои негнущиеся пальцы с трудом сражались с жесткой кожей и пряжками. Лошади прижались друг к другу, делясь теплом. К тому времени, как я устроил их на ночь, тусклый отблеск огня показался на потрескавшихся воротах загона. Я набрал еще одно ведро воды и направился к хижине с седельной сумкой, перекинутой через плечо. Внутри хижина оказалась скромным, но очень уютным местом для ночевки. Пол был выложен досками, одну стену полностью занимал камин. Риддл разжег огонь, и он хорошо взялся. Мебель была проста, стол да два стула. У одной стены небольшое возвышение отделяло место для сна. На полке стояло два горшка для готовки над огнем, свечной фонарь, две глиняные кружки и две миски. Пастухи оставили здесь даже запас дров. Я вернулся к стогу сена и беспощадно разодрал его, чтобы постелить на лежанку, а Риддл разогрел воду в одном из горшков.
Мы молча двигались по хибаре. Снова став собратьями по оружию, мы не нуждались и не хотели разговоров. Он приготовил чай. Я разложил сено на лежанке, придвинул стул к огню и сел. Оказалось очень сложно наклониться и стянуть сапоги с онемевших ног. Мало-помалу тепло огня согрело хижину и начало проникать в мое замерзшее тело. Риддл вытер пыль с кружек и налил чай. Я взял его. Лицо мое окоченело и болело. Всего один день тяжелой езды и мороза так отразился на мне. А каково было моей маленькой дочери? Жива ли она? Нет. Не думай об этом. Персеверанс видел, как ее унесли в сани и укутали мехами и одеялами. Они берегли ее и заботились.
Я убью их всех за это. Эта мысль согрела меня лучше, чем огонь и горячий чай.
Послышался глухой стук копыт. Я поднялся, но Риддл оказался у двери хижины и распахнул ее прежде, чем я смог разогнуться. Он поднял фонарь, и сквозь слабый свет я разглядел подъезжающего Ланта. Персеверанс уже спешился.
— Выглядишь ужасно, — поприветствовал Риддл Ланта.
Тот не ответил, но, ступив на землю, сжался от боли.
ebooksa