Трое егерей повисли на нём, пытаясь изо всех сил удержать.
— И правда ведь постругает! — проговорил Осокин. — Вы его человека, вы его лучшего друга тут только что убили! И верно, чего с тобой возиться, отдать этому егерю — и дело с концом!
— No! You can"t kill me![6] No! — прокричал лежащий и, судорожно семеня ногами, попытался отползти. А Аникеев и правда уже рвался к нему изо всех сил. Сейчас он играл свою роль совершенно бессознательно, жаждая мести и крови врага.
На помощь подбежали ещё два егеря, и теперь они впятером удерживали разъярённого сержанта.
— По-русски говори! По-русски! Не понимаю я тебя! Ну-у! — рявкнул Осокин, наклонившись над пленным.
— Меня не убить! Нельзя убить! — прокричал тот. — Я Джон Вилсон, я есть подданный британский империй. Я находится под защита короля Георг III. Вас всех наказать, вас всех повесить за меня!
— Ну ты, сволочь британская! — процедил сквозь зубы капитан-поручик. — Это хорошо, что по-нашему понимаешь. А теперь слушай меня внимательно! Мы взяли тебя с оружием в руках, Джон Вилсон! Ты стрелял в солдат Российской империи, желая им смерти. Мы с твоей страной сейчас не воюем, и поверь мне, она с превеликим удовольствием от тебя откажется, сославшись на то, что ты действовал тут, на нашей земле, по своей личной прихоти. Скажу тебе даже больше. Тебя свои же, Джон, зарежут и потом выкинут за борт судна как неудачника, провалившего дело, и как ненужного свидетеля. А твой хозяин будет только рад, если узнает, что мы тебя сами вздёрнули на суку во-он того дерева, — Осокин кивнул на росшую неподалёку раскидистую иву. — Зачем ему неприятности по дипломатической линии? Зачем ему такая обуза, как ты?! Так что ты труп, Джон Вилсон. Будешь упорствовать сейчас, отдам ему, — кивнул он на Аникеева, — или я сам тебя вздёрну. Начнёшь хитрить позже, отдадим твоим, и тогда они тебя сами же прикончат. Понял меня или нет, Джон Вилсон?! — прокричал он, глядя пристально в глаза британцу.
— Yes, — судорожно вздохнув, прошептал тот.
— Не слышу! По-русски говори! — рявкнул Осокин.
— Да, я понять, я понять вас, сэр, — закивал тот. — Только вы не убивать, вы обещать, что я остаться жить…
— Это как ты себя вести будешь, — уже спокойным голосом проговорил русский офицер. — Аникеева уберите подальше, в реку его, что ли, макните, — приказал он егерям. — Пленного раненого перевязать, я с ним чуть позже тоже потолкую. И этому пока руки развяжите, — кивнул он на британца. — У меня с ним сейчас долгий разговор с глазу на глаз будет.
— Пять, шесть, семь… — взобравшись на кучерские козлы, считал пробоины в крыше кареты адъютант Потёмкина. — Девять дырок, ваша светлость!
Стоящий подле открытой двери рейс-эфенди Абдулла, прищурившись и словно бы вслушиваясь в себя, смотрел, как пучки света пересекают всё внутреннее тёмное пространство кареты. Пух от разорванных пулями подушек высыпался ему под ноги, на пол же вытекала вода из пробитой кожаной фляги.
— Вы оказались правы, князь, — проговорил он еле слышно. — Благодарю вас за своё спасение. Я такое не забываю. Повелителю тоже будет доложено обо всём произошедшем. Полагаю, вы не будете против, если я и дальше продолжу путь в вашей карете?
— Я буду только рад, эфенди, — доброжелательно улыбнулся ему Потёмкин. — Уверен, что следующая часть пути до Ясс будет доброй, и вам никто не помешает провести её в удобстве и полном спокойствии.
Министр иностранных дел Блистательной Порты величественно поклонился и пошёл вдоль замершей на дороге колонны. Со всех сторон его окружали спешенные сипахи и русские егеря.
— Вы уверены, Генрих, что дальше нас не ожидают никакие сюрпризы? — спросил стоящего рядом барона Потёмкин. — В любом случае ждать тут мы дольше не можем. Обо всех обстоятельствах дела доложите мне по приезде в Яссы. Чтобы у меня там полный расклад по всему был. Ясно?
— Хорошо, ваша светлость, — кивнул фон Оффенберг. — Будет исполнено. Мои люди уже работают над этим.
Глава 5. Ура господину подполковнику!
— Оба одно и то же говорят — и британец, и пруссак? — поднял глаза от бумаг на барона Потёмкин.