— Ну никак турка не может, чтобы не напакостить, — чертыхнулся он вслед поезду. — Тьфу ты! — и зачерпнув в ладонь снег, обтёрся им. — Всё, братцы! Проехали басурмане, пошли к своим!
В центре караульного участка, у самой палатки уже разгоралось пламя костра. Освободившиеся раньше товарищи поставили на камни очага медный котёл, и совсем скоро можно будет согреться свежезаваренным травяным чаем.
Последние две недели переговоров в Яссах не были лёгкими для всех участников, каждая сторона пыталась максимально улучшить для себя условия подготавливаемого трактата.
Ясский мирный договор определял границу между Османской и Российской империями по реке Днестр. Блистательная Порта подтвердила действие прежнего Кючук-Кайнарджийского договора и признавала полуостров Крым с Бугско-Днестровским междуречьем за Россией. Документ также гарантировал амнистию христианским подданным султана, поддержавшим русские войска. Стамбул обязывался два года не взимать с разорённой войной Молдавии податей и не должен был мешать переселению людей в Россию. Основным препятствием в том, чтобы поставить последние подписи под уже подготовленным документом, была сумма контрибуции, которую должна была уплатить проигравшая войну турецкая сторона.
— Словно на ярмарке торгуются! — рассказывал раскрасневшийся в тепле Толстой. — С четырнадцати миллионов торг начали, Лёшка! Сейчас вот до семи дошли. И всё равно турки не соглашаются. Казна у них дырявая — говорят, дескать, совсем денег у султана нет. Но тут уж наш Безбородко вспылил — не хотите, дескать, нам контрибуцию платить, тогда мы сами к вам в Стамбул со своими полками явимся и эту вашу дырявую казну проверим. Ну не так прямо, конечно, — заметив насмешливый взгляд друга, проговорил он, — а эдак, значит, обходительно, церемонно, как они, эти самые дипломаты, говорить могут. Но суть-то всё равно одна — проиграл войну дурень, значит, плати победителю откупные. В общем, так ни до чего пока и не договорились.
— Да-а, поиздержались османы, — задумчиво промолвил Гусев. — Я, братцы, слышал, что у султана дела совсем плохи. Народ в провинциях сильно голодает, налоги с него никак не вытрясешь. Войска уже скоро год как жалованья не получали и теперь бузят. Верхушка смуты большой и отложения земель от Стамбула боится.
— Ты ещё Селима Третьего, Серёга, пожалей, как там у него всё плохо, — фыркнул Милорадович. — Воевать с нами не нужно было! Больше года назад, после Фокшан и Рымника, Потёмкин мир ему уже предлагал. Причём, заметь, на более щадящих условиях. Не захотел навстречу идти — ну вот пусть теперь и огребает по полной! А за казну его ты не беспокойся. Он три шкуры с покорённых народов сдерёт и всё равно пополнит её. Только время ему дайте, он ещё и перевооружится, раны залижет, а потом снова с нами будет воевать.
— Не-е, после такой войны вряд ли, — покачал головой Гусев. — Небось, усвоили этот урок турки. Не осмелятся они более с нами воевать. Что скажешь, Алексей?
— Да чего говорить? — хмыкнул тот. — Не раз ещё доведётся с ними на поле боя сойтись, может, даже и нам с вами, господа. Как знать. В любом случае долгому миру между нашими странами не быть. Слишком много противоречий на Балканах, Кавказе и в Причерноморье мы имеем. Вечным нашим соперником Турция была, таковым она и дальше останется, пока вообще существовать будет.
— Умеешь ты, Лёшка, оптимизм своим подчинённым внушить, — хохотнул Толстой. — Ладно, всё одно, ещё немного османы покочевряжатся и подпишут мирный договор. Деваться-то им всё равно некуда. Проиграла Турция нам войну, господа, вчистую её проиграла. Хоть на суше, а хоть и на море, а вот теперь и в дипломатических баталиях. Если бы не эта Европа, уже бы по Константинополю с вами в парадной колонне маршировали. Но рано пока ещё, рано. Матушка императрица желает сначала укрепиться, а уже потом дальше действовать. На Дунае и Кубанской линии будут новые крепости сейчас закладывать и старые османские чинить. Поговаривают, что из Финляндии Александра Васильевича сюда скоро пришлют, Потёмкина-то теперь нет, чтобы их по разным углам разводить. А генерал-аншеф в фортификации зело силён. Вон сколько на северной линии укреплений за год настроил! Теперь и шведы там не страшны, самим можно в ворота Стокгольма прикладом стучать.
— Ух ты! — вскинулся Алексей. — Здорово! Значит, опять под командованием Суворова доведётся служить? Замечательно!
— Я бы не спешил так радоваться, — сузил глаза Толстой. — По вашему полку, Алексей, пока ещё ничего не решено. Для всех уже предписания о своём квартировании имеются. Только про ваш вот до сих пор ничего не понятно. Странно всё это. Никто не помнит, чтобы такое было.
— Не по-онял, это чего нам теперь, до седой бороды, что ли, в полях и на бивуаках жить? — протянул озадаченно Гусев. — Войне-то всё равно конец, Мить! Неужто они там, в столицах, про целый полк позабыли? — кивнул он наверх. — Блин, да я с семьёй нормально ещё не жил, всё как голь перекатная по бивуакам скитаюсь!
— Тише, тише, — поднял вверх руки Толстой, — никто про вас ничего не забыл. Тут что-то другое. А вот что, я и сам пока не пойму. Какие-то списки в военную коллегию по вам опять недавно требовали. И по интендантскому ведомству, и так, общее. Недавно я перехваченную почту Молдавского господаря к австриякам Репнину заносил, а там как раз про вас речь шла. Только и услышал, что главный интендант Репнину плакался, что, дескать, не сможет он во всё новое целый полк разом переобуть и переодеть.
— Во всё новое?! — аж приподнялся со своей скамьи Гусев. — Так вот же только летом мундиры с обувкой поменяли, прямо после Мачинской баталии? Как только на нас посольскую охрану возложили. Странно это всё. Не находите, Алексей Петрович?
— Да давно уже нахожу, — кивнул Егоров, — только и сам ничего не понимаю. Может, погонят далеко? Оттого и думают обеспечить сменными мундирами и обувью. За те же Кавказские горы, предположим, нас отправят? Там грузины возню какую-то затеяли. Под крыло к России от турок и персов желают спрятаться, чтобы не вырезали.
— И для этого вам второй новый мундир, да? — иронично хмыкнул Толстой. — И в этом бы на Кавказ погнали, даже не сомневайся.
— Ну, тогда я не знаю, — развёл руками Алексей. — Ты про себя-то что сам надумал?
— При штабе я пока останусь, — пожал тот плечами. — А чего сейчас бегать и в суете место менять? Вот мир заключим, авось не оставит армейскую голову своим вниманием и милостью государыня. Обласкает, премиальными, наградами и чинами одарит. А тут и я как бы при нём состою. Поглядим пока.
— Ну-ну, гляди, — улыбнулся Алексей. — Мне-то оно лучше, чтобы наш человек при штабе оставался. До барона нынче не достучишься, он весь с головой в дипломатические дрязги погружён. Ну что, господа, ужинать будем?