Почти сразу же по приезду новой артели начался среди работного начальства разлад. Хорошо работали новгородские плотники во главе с их старшим Хотеном, а всё же много изъян увидели в их трудах Андреевские, особенно же их старшие Вторак и старший розмыслового десятка Ильюша. Вот и шла тут постоянная ругачка, а дело от того только страдало.
Глядел Варун на всё это безобразие со стороны и терпел.
Можно было, конечно, поставить ему всех в жёсткие рамки, назначить самовластно руководителя работ и подавлять потом только лишь глухие ростки недовольства. Да только ведь всё старание и творческую жилку убьёшь тогда в этих работягах. Для зодчего же его строительство словно бы детище родное, вон, сколько пота тут уже пролито Хотенскими, а сколько их старшим самим бессонных ночей в думах тяжких проведено. Нехорошо так вот руки-то разом отшибать. Плюнет он и уйдёт в другое место, да ещё людей своих с собой заберёт, а это как-никак три десятка прекрасных работников строителей. Но и оставлять всё, как оно есть, тоже не следовало, всё-таки в каждом деле должен быть свой хозяин. Вон даже на кухне две хозяйки не уживались, всегда одна главная у плиты была, а тут тебе целое строительство крепости!
– Ты уж давай, Вторак, попробуй как-нибудь без большого разлада-то, – высказывал ему Фотич, – Понятно, что сейчас и Ладожские плотники на подмогу подходят, а всё же новгородцы, как ты тут не крути, добрые работники всёж были. Вон ведь, сколько тут всего отгрохали!
– Да я-то что, – махал пятернёй-лопатой Вторачок, – Годами я не вышел вон новгородцу, молод, мол, ещё, и жизни не видел, не признаёт он меня пока здесь, Фотич.
– Ну-ну, ахтаритета, как Сотник говаривал, мало, стало быть, у тебя. Поправим, это дело коли нужно, – усмехнулся Варун, – Ты же у нас старший боец запаса? И форму свою с оружием как комбриг и требовал, небось, сюда взять не забыл?
– Обижа-ате, Варун Фотич, – пробасил артельный в ответ, – Весь мой большой десяток, как и положено, с формой, с бронёй и оружием личным прибыл. Чай знали, что на границу новгородских земель идём.
– Ну, вот и ладно, – кивнул Варун, – Завтра же на утреннем воинском построении всем твоим быть в строю. У вас завтра день ратный. От строительных работ я вас всех освобождаю. Проверим, чему вы у нас в усадьбе на энтих самых ваших воинских сборах выучились!
– Гарнизон, равняйсь! Сми-ирно! Равнение на знамя! – и на высокую мачту флагштока, затрепетав на ветерке, поднялось знамя Андреевской бригады.
– Доложитесь по строевому раскладу, Степан Васильевич, – обратился комендант крепости Варун к прикомандированному к крепости заместителю Обережного эскадрона.
– Господин поручик, по общему списку у нас всего 388 воинов. Пластунская сотня: в строю девяносто один боец, двадцать два пластуна находятся на прочёсывание леса и в дозоре.
Строевая большая сотня: в строю сто тридцать три бойца, три десятка, общим числом в тридцать пять бойцов из них несут сторожевую службу на стенах крепости.
От десятка розмыслов: в строю десять, два бойца сейчас на стенах. Тыловой десяток: в строю два человека, девять состоят на гарнизонных работах.
От судовой рати и двух судовых команд общим числом из шестидесяти пяти воинов одна полная команда на ладье находится в дозоре, вторая команда из тридцати двух бойцов сейчас стоит в строю.
Руководство и знамённое звено: всё общим числом в восемь человек находится сейчас в строю в своём полном составе.
Ратный плотницкий десяток в одиннадцать человек стоит в ратном строю весь.
Итого в строю 287 воинов. Находится на службе 101 боец, – доложился заместитель коменданта.
– Здравствуйте, воины Андреевцы! – крикнул стоящим перед ним бойцам Варун!
– Здравья желаем, господин поручик! – рявкнул в ответ строй.
Стояли в строю одиннадцать плотников Второка, и сам он по форме с погонами и одной поперечной лычкой старшего бойца, с двумя медалями и полосками за ранения стоял впереди своих плотников, держа в одной руке большой шит, а в другой – копьё. Всё было всерьёз. И смотрели со стен строители из новгородских и ладожских строителей, замершие на время утреннего ратного построения, да мотали себе на ус. И совсем в оторопь вошли, когда после объявления о том, что день будет посвящен отработке крепостных штурмов и их отражения, вся вот эта вот трёх сотенная орава вдруг начала потом громко орать, махать своими копьями, карабкаться со свистом и гиканьем на стены по приставным лестницам и шестам и бить обороняющихся. А те с таким же искреннем азартом и восторгом отбивались от них и спихивали потом товарищей со стен.