Северная война

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот остолбени сняголовые! (сумашедшие лихие головорезы-старорусский). Как бошки-то друг другу не порасшибают и шеи-то себе не свернут только? – качали в изумлении головами новгородские и ладожские плотники.

– Посторонись! – проревел, разметав строителей в стороны, Вторак и отдавил на бегу ногу Хотену. Случайно конечно.

Бах! И его огромная секира срубила верх учебного щита, у вылезшего на площадку Ослопи. Бабах! И ударил не меньших размеров топор в щит артельного Андреевцев, вот и пошла потеха! Только огромные щепки неслись во все стороны, осыпая ими стоявших.

– Бежим отсель! – рявкнул старший новгородец, и плотники понеслись по крепостным мосткам вниз, – Подальше от этих бешеных плотников-воинов. Ну их!

День, потраченный на воинскую тренировку, не прошёл даром.

– Понял, Варун Фотич, как важно нашу тыловую сторону-то укрепить? – наседал на коменданта старший из розмыслов Ильюша.

– Понятно, что с этого пятиконечника крепости с её западной, южной и северной стороны врагу сложно будет приступ вести. Тут ведь везде берега изрезанные, в камнях огромных, да ещё и берег сам к тому же возвышенный. Не пристать на судне нормально, не развернуться потом для атаки. А тут-то, вот здесь, на этой восточной стороне крепости, коли они с самого дальнего конца своих воинов высадят, разворачивай там ты хоть тысячную рать да забирай потом крепость. Показывал крепостные чертежи старший командир от розмыслов.

– Ну, что ты предлагаешь-то, скажи? Ты же в этом лучше меня разумеешь? – горестно глядел на Ильюху комендант.

– А вот потому-то я и отдал команду изменить план крепости и, если не вытянуть шестой угол в восточную сторону из тыловой стены, так хотя бы сделать посереди её большую площадку для ещё одного онагра. Да стрелковых мест вдвое к уже имеющимся там ещё нужно будет нам увеличить, – торжественно заявил, ставя точку в старом споре, розмысловый командир.

– Да убедил, убедил, голова, – согласился Варун – Да только где же ты ещё один такой онагр соберёшь-то теперь, это ещё когда он из поместья с попутным караваном к нам пожалует? Сам ведь говорил, два стреломёта в вытянутый западный угол встают, чтобы ими оба берега простреливать, от того и площадку овальную выстроили, чтобы под оба, значит. Два привезённых онагра на северной и южной стороне у нас встали. Или ты мне что-то не договаривал ещё? – и он с подозрением уставился на Илью.

– Хм, ну как сказать, – усмехнулся десятник, – Это своим личным почином мы с ребятами сладили кое-что в усадьбе, как только узнали, куда на службу пойдём. Да вот только не успели всё доделать на месте, там работы ещё на две седмицы с хвостиком будет. Эта штука, вроде как, и онагр, а только не для дальнего боя будет. Так, на шагов триста, ну четыреста – это как максимум. Зато из него можно будет бить каменными осколками с кулак или даже поболее того, накрывая большие площади перед стеной. Как бы мы специально такой ковш для этого-то и задумали. Вот, глядишь, и испытаем всё тут, – и он подмигнул весело Варуну.

– Вот говорил же я тебе, что не простой ты человече, Ильюшенька, – улыбнулся Варун, – Ковырни тебя, а там вон какой человек, со своими антиресами вырисовывается. А вообще, ты полностью прав, убедился я на этом последнем шутейном штурме. Очень слабая у нас тыловая островная часть крепости выходит. И ров там нужно копать, и вал добрый насыпать там, и ямы волчьи ладить, ещё и рогатками обставляться, иначе как по ровному столу за пять минут вражина наверху наших стен окажется? Делайте всё, что там нужно, укрепляйте восточный крепостной торец!

Ну и вторым плюсом учебного боя стало то, что в плотницком стане наконец-таки определился главный старшина.

– Господин Артельный Старшина, разрешите вот тут перемычку поставить, – было первое обращение следующего утрешнего дня, с каким его встретил новгородский Хотен.

– А ну его, с этими Андреевскими ссориться. Ещё башку отвернут как тому курёнку, и потом в Неву плавать спустят. Бешеные ведь они, что с них взять!

Родька с Ваней Изборским тихонько подкрадывались по зарослям лещины поближе к двум котам, стоявшим на небольшой лесной полянке. С другой её стороны ползли сейчас Лютень и Микко. Коты были накрыты по-летнему берестой, а возле одной из них на большом чурбачке сидел белый как лунь дедушка в длиннополой рубахе до пят и что-то там вязал костяной иглой-челноком и длинной нитью.

– Ну и долго ещё так сидеть будете в кустах? – неожиданно густым и властным голосом пророкотал дедуля в сторону Родьки, – Или тебе, старшой, особое приглашение на то требуется? И ты, карел, совсем что ли позабыл наши обычаи на русской службе? На старших тут таращишься как сыч из дупла!

– Прости, дедушко, – по-карельски, а потом и по-русски произнёс вставший с той стороны Микко, и затем глубоко, до самых пят, поклонился, коснувшись рукою травы.

– Хм, извини, отец, неудобно как то получилось, – встал со своей стороны Родька и, тоже глубоко поклонившись, передал обеими руками деду свой засопожный нож.

– Да все, выходите уже. Вижу, что вас четверо тут, сейчас кушать будете, – по-русски обратился он ко всем сразу, принимая дар пластуна, – Чай со вчерашнего вечера ничего во рту, кроме водицы и сухарей, не было. Оголодали, по лесам-то ползая. И, обернувшись к коте, крикнул что-то по-карельски.