Радужная пони для Сома

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот поучи меня, как с фигурантами разговаривать!

— Да какой я тебе фигурант? Ты ебнулся?

— А сейчас пойдешь дополнительно за оскорбление…

— Да это нихера не оскорбление! Это эта, как ее… конст… конрт… констратация факта!

Последнее слово заставляет совершить над собой титаническое усилие, и я опять теряю ориентацию в пространстве.

Чтоб не упасть, хватаюсь за рабочий стол Федотова, натужно выдыхаю, и тот морщится от выхлопа.

— Охереть, Сом, ты че пил?

— Все, что видел… — бурчу я, приходя в относительно устойчивое положение и скрещивая руки на груди.

— И зачем?

— Потому что жизнь — говно! Нет! Жизнь — говняный театр! А я в нем — самый говняный актер! Вот!

— То есть, на историческом наследии города ты устраивал спектакль специально?

— А то!

— Сом… — вздыхает Федотов, — ты понимаешь, что тебя загребут? Тут без вариантов. Полгорода видело, как ты на дереве славы сидел и песни орал. Про суку-любовь. И все зрители были с телефонами… Ты понимаешь, что это значит?

— Похуй… — я впадаю в уныние, а еще дико устаю разговаривать.

Хочется лечь уже и забыться сном.

Нахера он меня вытащил с утра для допроса, садюга? Не мог дать протрезветь? Или, наоборот, сильно пьяным поспрашивать?

А сейчас, после нескольких часов беспокойного сна на шконке в кпз, все выпитое перешло в самую неприятную стадию первого, дичайшего похмелья.

Я смотреть-то на мир не могу без боли, а уж тем более внятно объяснять, какого хера залез на столетний дуб, историческое наследие города, носящий гордое имя “дерева славы” (интересно, почему?), и два часа орал оттуда песни. Про суку-любовь, как правильно уточняет сейчас Федотов.

— Сом, я передаю дело в суд, это квалифицируется, как хулиганство. Посадят тебя на пятнадцать суток.

— Похуй…