Радужная пони для Сома

22
18
20
22
24
26
28
30

Настроение было странным, но настрой — определенным.

Мне хотелось дойти до финала и посмотреть, что же там, за чертой.

В тот же вечер я переслал Радужке фотку, где грустный Шарик сидит перед дверями и смотрит в даль далекую.

И подпись: “Мы в ответе за тех, кого приручили”

Радужка ответила тут же, я радостно зацепился, и понеслась…

На следующий день мы встретились в универе.

Не наедине, а просто взглядами пересеклись в толпе. И это было сродни удару. Такому, медленному, но забирающему воздух из легких ко всем херам…

Мы смотрели друг на друга, а словно… Ну, не знаю… Целовались. На расстоянии.

Я тогда раздышаться смог только на паре уже, поймав себя на том, что тупо лыблюсь и пялюсь в окно. А перед глазами ее лицо в облаке радужных волос… И губы, чуть натертые… Это я постарался накануне…

С тех пор так и пошло.

Бесконечная переписка, и случайные встречи в универе.

Ко мне Радужка после всего случившегося не приезжала, хотя из фоток грустного Шарика можно уже было составить галерею.

В универе мы не могли толком видеться, потому что длинный придурок блюл ее так, словно она не сестра его, а породистая кобыла, которую нельзя пускать в свободный выпас.

На учебу и с учебы он ее довозил, жестко контролируя расписание и угрожая вложить ее папахену, если вдруг перестанет слушаться.

Я так понял, что в семье Радужки случился серьезный разговор, в ходе которого вся мужская часть уяснила: если не взяться за дело жестко, то девочка перестанет быть их нежной принцессой.

Потому, если не мог длинный приехать, то заезжал ее отец, на редкость серьезный мужик с жестким взглядом.

Короче, мне оставалось только со стороны смотреть на это все и охереневать от происходящего.

А тут еще и Немой с Алькой, походу, разбежался, и по этому поводу ходил со злобной рожей. Учитывая, что она у него и в обычное время — не сахарок, то можно представить, как от нас отлетали желающие просто потрепаться за жизнь. Лескус, к которому Алька не то, чтоб вернулась, но знаки внимания принимала и даже разговаривала, наоборот, не затыкался, Вилок с привычной для него тупой мордой, поддакивал и согласно ржал над плоскими шутками. И это дополнительно все выбешивало.

Вообще, странное состояние было все это время: с одной стороны, непонятный для меня эндорфиновый кайф, стоило просто взглядами в толпе с Радужкой пересечься, а с другой — дикая неудовлетворенность и злоба даже, потому что выхода пока что из ситуации не видел.

Радужка ко мне приезжать отказывалась, сам я на территорию коттеджного поселка заехать не мог, ни за какие деньги теперь не пускали, суки, в универе нас пас длинный, с которым каждый раз драться — охереешь. Да и толка никакого.