Бальдуин Эдесский находился в Иерусалиме как раз в то время, когда там хоронили короля Бальдуина, и потому имел самые лучшие шансы на то, что его выберут преемником Бальдуина. Правда, некоторые из знатнейших рыцарей говорили, что надо вызвать из Европы графа Евстахия, брата покойного, но большинство справедливо настаивало на том, что надо выбрать короля, который бы жил уж среди них и потому был бы в состоянии противостоять каждой опасности. Вследствие этого править Иерусалимом был избран граф Эдесский, под именем Бальдуина II: 2 апреля 1118 года он был помазан на царство в церкви Святого Гроба.
По его прежним действиям, он был, подобно своему предшественнику, смелый, деятельный, властолюбивый человек. Нередко также, для выгоды, он не пренебрегал кривыми путями и в последние годы показал себя даже с очень дурной стороны злобными раздорами с армянскими соседями и с своим важнейшим вассалом, Иосцелином Телль-Баширским. Но, ставши королем, он обратил свое бесцеремонное отношение к верности и искренности только против врагов своей веры и показал при этом необычайно свободное и смелое понимание своих правительских обязанностей, которые должно было послужить к величайшей пользе для общего дела.
Так, он прежде всего сделал Иосцелина ленным владетелем Эдесского графства, тем самым в лице этого противника приобрел сильного и верно преданного друга. Затем, по получении ужасного известия о смерти герцога Рожера и лучшего норманнского рыцарства в конце июля 1119 года, он тотчас двинулся из Иерусалима на север и самым решительным образом взялся за дела осиротевшей Антиохии, приняв на себя правление княжеством с сохранением прав еще малолетнего сына Боэмунда, и тотчас после того повел на войну против победоносного Ильгази всех рыцарей и воинов, которых только мог собрать. Это было как раз пора, так как эмир Мардинский. за это время соединился с Тогтекином Дамасским и завоевал уже две самые сильные крепости княжества, Атариб и Сардану. Около средины августа войска встретились вблизи Данита. Сначала христиане очень потерпели от натиска неприятельской конницы, но выдержали кровавое сражение, особенно благодаря твердости самого короля и, наконец, удержали поле сражения. После этого неприятель отступил. Но Бальдуин и Иосцелин поняли свою выгоду, в продолжение целых месяцев прошли местности на юг вверх по Оронту и на восток до самого Евфрата, и ослабили при этом самым чувствительным образом силы сельджуков, хотя однажды и сами потерпели порядочный урон.
Последствия этих смелых битв были вообще довольно утешительные. Правда, большие потери, которые произвело сражение при Белате среди норманнского войска, нельзя было легко или скоро заместить, и Бальдуину пришлось по временам возвращаться в Иерусалим, чтобы оттуда делать походы против дамаскинцев; а однажды граф Понтий Триполисский своим восстанием помешал успеху христианского оружия, пока сильные вооружения короля не принудили его снова подчиниться его ленной власти. Но и Ильгази встретил много препятствий на своем дальнейшем пути. Его войска начали бунтовать, потому что продолжение тяжелой войны с упорной силой крестоносцев обещало много опасностей и мало добычи, новый враг поднялся против него на далеком севере, в лице грузинского царя Давида, который, как говорят, при помощи франкского отряда, также победил сельджуков в кровавой схватке; наконец, против него восстал его собственный сын Сулейман, которого он сделал наместником Галеба, и был усмирен только с большим трудом. При таких обстоятельствах неустрашимый Ильгази еще раза два дерзко и грозно выступил против христиан, но главная его мысль была направлена на то, чтобы, если только можно, придти к миру с этими врагами. Поэтому он из года в год вел с ними переговоры и предлагал им за перемирие уступки значительного ряда местечек. Крестоносные князья согласились, но при удобном случае нарушили перемирие и взяли боем еще несколько местечек, пока враги не стали для них слишком сильны и более полезным казалось снова начать ту же игру с мирными переговорами и войной. Отсюда видно, каково было собственно положение вещей. Силы христиан очевидно еще не были снова достаточны для решительного удара после потерь 1119 года. Едва ли можно было взять Галеб или хотя бы стеснить его сильным нападением. Но небольшие выгоды против Тогтекина и против Ильгази были частью завоеваны, частью получены происками, и не только удалось достигнуть границ 1119 года, но в некоторых местах даже перешагнуть их.
В ноябре 1122 внезапно умер храбрый эмир Мардинский. Его владение тотчас распалось между его слабыми преемниками; но зато Белек-Ибн-Бергам, владевший в Малатийской области несколькими укрепленными местами, бросился с дикой силой в борьбу против христиан и при этом достиг вначале удивительных успехов, так как прежде всего ему удалось, на дороге между Антиохией и Эдессой, у Серуджа, захватить в плен Иосцелина со свитой знатных рыцарей. И когда в следующую весну король Бальдуин, как всегда, готовый помочь, поспешил туда с большими силами, то Белек, хотя и укрепился от встречи в открытом сражении, но очень искусно подстерег христиан, двигавшихся из Телль-Башира, напал на них врасплох в апреле 1123 года и захватил также самого короля. С тех пор оба государя, как Бальдуин, так и Иосцелин, были в заключении в Хертбертской крепости.
Это были тяжелые удары для крестоносцев. Их виды бесспорно поднялись за последние годы, а теперь их предводители, и главное, их король — были в плену. Между тем добрый толчок, который дал Бальдуин, так сказать, его дух, продолжал действовать среди христиан и потому те успехи, которые последовали в ближайшем времени, надо отнести и к его осмотрительности и энергии.
Прежде всего было большим счастьем, что Иосцелин через некоторое время бежал из плена, среди разных опасностей. Между тем Белек покорил уже Гарран и Галеб и взял приступом антиохийский город Альбару. Но теперь граф, во главе всего христианского рыцарства, не только помешал его дальнейшим успехам, но и отомстил ужасным опустошением Галебской области (осенью 1123). И когда весной 1124 года Белек старался покорить Мендбидж, в середине между Галебом и Гарраном, тамошние сельджуки позвали однако на помощь Иосцелина, дошло до горячего боя, нанесшего христианам большие потери, но главное было в том, что в этом бою пал, наконец, сам сильный противник. Во всех государствах крестоносцев поднялось по этому поводу великое ликование: «дракон, который так тяжко устрашал Божий народ, теперь умерщвлен».
И в то же время на Сирийском берегу была одержана великая победа, которая еще решительнее была следствием побуждений короля. Еще в тяжелую войну с Ильгази Мардинским Бальдуин понял, что крестоносцам настоятельно нужна большая поддержка с родины и тем более что в последнее время приходило оттуда меньше помощи, чем прежде. Отчасти это произошло потому, что Генуя и Пиза были между собой в сильной вражде и не располагали лишними силами для новых походов на Восток. Наконец, метко обсудив положение вещей, король пришел к решению подбить венецианского дожа Доменика Михиеля на поход в Сирию, и в 1122 он отплыл от родного берега не менее как с 200 кораблей. Прошло однако много времени, пока дож достиг своей цели, так как по дороге он вступил в распрю с византийцами и осадил Корфу. Тем временем крестоносцы попали в серьезную опасность потому что сначала Иосцелин, а потом Бальдуин были взяты в плен, и в этих обстоятельствах и египтяне однажды снова покусились выступить против христиан. Иерусалимцы послали навстречу к венецианцам гонцов с убедительными просьбами ускорить их плавание, но и сами вооружались, исполненные смелой решимости. Храбрый Евстахий Гренье, владетель Цезареи и Сидона, был назначен наместником королевства и собрал войско в 8.000 рыцарей и пеших воинов. С этим войском Евстахий выручил город Иоппе, который уже тесно был обложен экипажем египетского флота, и тотчас после того у Ибелина принудил к поспешному бегству на юг почти вчетверо сильнейшую египетскую армию (июнь 1123). Но едва государство вследствие того почувствовало себя освобожденным от самой гнетущей заботы, как венецианцы прибыли к Аскалону, яростно напали на египетский флот и так свирепствовали на египетских кораблях, что море побагровело от крови убитых, а берег еще долго после того покрыт был истлевшими трупами. Но все это было только приготовлением к еще большему удару, потому что иерусалимцы и венецианцы соединились теперь, чтобы осадить Аскалон или Тир. Завоевание первого города, конечно, было бы лучше для Святой Земли. Но голоса разделились, так как жители северной или южной области государства желали покорения ближайшего к ним магометанского города и недоставало авторитета короля, чтобы решить спор наиболее полезным образом для общего интереса. Затруднение было решено жребием, и когда он пал на Тир, то обратились в эту сторону. Здесь христианам предстояла большая работа, — потому что Тир как в древности, так и теперь, был необыкновенно укреплен, со стороны моря почти неприступен, а сухим путем его можно было достигнуть только по плотине, в конце которой поднимались крепчайшие стены и башни. Венецианцы выговорили себе еще у своих союзников договор, по которому полнейшим образом удовлетворились все желания, какие только могли возыметь итальянские граждане для своих поселений в сирийских городах. Затем 15 февраля 1124 года началась осада. Она продолжалась почти пять месяцев, хотя египтяне, как и дамаскинцы, делали только очень слабые попытки для освобождения города. Но такое долгое время нужно было отчасти для того, чтобы построить неповоротливые орудия средневекового осадного искусства, придвинуть их к неприятельским стенам и испытать в неутомимом бое, отчасти также для того, чтобы утомить и исчерпать его жизненные припасы. Наконец 7 июля была получена награда за все эти великие труды, потому что осажденный город смиренно открыл ворота. Условия сдачи были умеренные, но и те рыцари, которые охотно без удержу потешились бы имуществом побежденных, заявили себя удовлетворенными, когда, вступая в крепость, впервые увидели ее необыкновенные средства сопротивления.
Вскоре после этой блестящей победы король Бальдуин возвратился к своим единоверцам. Тимурташ, племянник Белека, освободил его, взяв клятвенное обещание заплатить большую сумму денег, сдать четыре из лучших антиохийских крепостей вблизи Галеба и не входить в союз с арабским эмиром Дубеисом, которому самому очень хотелось в Галеб. Но у короля не было теперь другой мысли, как, несмотря ни на что, воспользоваться первым удобным случаем, который, по-видимому, предоставлялся для окончательного завладения Галебом. Он (что довольно хорошо рисует его характер) попросил антиохийского патриарха Бернгарда освободить его от клятвы, соединился с Иосцелином и Дубеисом еще осенью 1124 года и начал настойчивую осаду Галеба. На этот раз город, казалось, должен был пасть. У него были, правда, фанатически храбрые, но малочисленные защитники и почти никаких жизненных припасов. Тимурташ был далеко и не мог взять на себя тяжелую войну. Тогда жители Галеба обратились к Аксонкору, тогдашнему эмиру Мосула, и этот последний, хотя больной, быстро собрался и двинулся с сильной конницей на запад. Против него осаждающие выступить не решились и отказались от своего предприятия.
Естественно, что с этим началась новая эпоха борьбы между христианами под предводительством их короля с одной стороны и сирийско-месопотамскими сельджуками с другой. Последние взяли во время этой войны антиохийский замок Кафртаб, но вообще выгода была на стороне крестоносцев. Раз был побит Аксонкор, в другой и еще кровопролитнее Тогтекин Дамасский, и Триполисская область была расширена завоеванием Рафании. Когда потом 26 ноября 1126 года Аксонкор был убит ассасинами, а его сын и наместник Масуд, вероятно, отравленный враждебным эмиром, тоже вскоре умер, и вследствие этого в Галебе снова вспыхнула самая дикая анархия, потому что один претендент на господство в этом городе боролся с другим, то для христиан опять, но уже в последний раз, представился удобный случай для укрепления своего могущества.
Между тем еще до смерти Аксонкора прибыл в Сирию юный Боэмунд, сын великого Боэмунда, с великолепной свитой и богатыми запасами. Король тотчас передал ему Антиохию и женил его на своей второй дочери, Элиз. Боэмунд был прекрасный восемнадцатилетний юноша, красноречивый и ласковый, смелый и гордый, но только такой же рыцарь, как Танкред, далекий от обдуманного характера отца и короля Бальдуина. Он начал враждовать с заслуженным Иосцелином, что снова повело к братоубийственной войне христиан между собой, а затем не захотел воевать вместе с Бальдуином и Иосцелином, которые выступали против Галеба. Правда, он не остался совсем бездеятельным и даже взял приступом отнятый два года тому назад Аксонкором Кафртаб, то Галеб счастливо отделался от опаснейшего момента, который еще пришлось пережить этому городу.
Тотчас после этого король с другой стороны испытал такую же неудачу — видеть, как из его рук, без его собственной вины, ускользает почти верный выигрыш. В 1128 году умер Тогтекин Дамасский. Против его сына и преемника Бури составился заговор многочисленных в городе ассасинов, которые наконец летом 1129 года призвали христиан для занятия Дамаска. Но раньше чем Бальдуин, сопровождаемый на этот раз почти всеми крестоносцами, успел подойти к городу, этот план был выдан эмиру и кроваво отомщен над главами ассасинов. Несмотря на то, христиане сделали попытку достигнуть своей цели, но после некоторых потерь должны были отступить и быть довольны хоть тем, что им удалось по крайней мере завладеть дамасским местечком Баниас, при истоках Иордана.
Таким образом, Бальдуин II не получил ни Дамаска, ни Галеба. Против главных опорных пунктов могущества сельджуков он не имел никакого серьезного успеха. Но его меч, несмотря на то, стал страшен его врагам и он имел основание надеяться вполне низложить их в будущем. Один магометанский летописец говорит об этих временах: «Счастливые звезды ислама опустились за горизонт, и солнце их судеб скрылось за облаками. Над землями мусульман развевались знамена неверных, а победы неправедных пересиливали верных. Царство франков простиралось от Мардина в Месопотамии до Эль-Ариша на границах Египта; во всей Сирии только немногие города остались свободными от их господства. И из числа их Галеб платил им дань, а Дамаск должен был выдать им своих христианских рабов. В Месопотамии их войска доходили до Амиды и Низибиса, и мусульмане Ракки и Гаррана не находили защиты от их жестокости».
Надежда, что все это станет для христиан только началом прочного счастья, основывалось на внутреннем развитии крестоносных государств. Число населения увеличилось, разоренные города восстали из развалин, и плоская страна прилежно обрабатывалась. К тому же, как прежде, особенно в веке Бальдуина I, поселения итальянских горожан сделались неоцененной опорой для христианских областей, как теперь, в годы Бальдуина II, духовные рыцарские ордена подняли свой острый меч за Святую Землю. Около 1118 года рыцари Гуго Пайенский и Готфрид Сент-Омерский напали на мысль основать религиозное военное товарищество для защиты пилигримов от грабителей и разбойников; они думали, что этим способом их оружие будет всего полезнее употреблено на служение Господу. В союзе с семью другими французскими рыцарями, между прочим, с Андреем, дядей святого Бернарда Клервоского, они основали новый орден, дав при этом патриарху Иерусалимскому, кроме обета целомудрия, бедности и послушания, также и обет борьбы за пилигримов и за Святые места. Своим первым начальником они избрали Гуго Пайенского. Вначале король покрывал большую часть их издержек и дал им даже жилье в своем дворце, вблизи того места, где некогда стоял храм Соломона. По его имени их тотчас назвали храмовниками или тамплиерами,
На соборе в Труа в январе 1128 Гуго представил свой орден собравшимся там отцам и просил об определении для него устава. Слово его пало на плодоносную почву, так как его создание, соединявшее военную службу с религиозными делами, как нельзя лучше отвечало духу времени. Святой Бернард с радостью обещал ордену свое сильное покровительство, участвовал сам в составлении устава, примыкавшего к монастырским правилам святого Бенедикта, и позднее, по повторенному желанию Гуго, взялся за перо, чтобы в небольшом сочинении возвеличить заслуги этого нового духовного рыцарства перед светским[39]. Папа и патриарх Иерусалимский утвердили устав ордена, но Гуго проехал Францию, Англию и Италию и повсюду нашел самую теплую встречу: где только он появлялся, люди самых благородных домов спешили вступать в орден или передавали ему богатые владения. Император Лотар подарил ему часть своего родового владения в графстве Супилинбург; подобным образом поступили король Генрих I английский, граф Дитрих Фландрский, граф Раймунд — Беренгар Барцелонский и многие другие князья и владетели. Бедный орден в короткое время сделался одним из богатейших и уже в 1129 году, вернувшись с великолепной свитой рыцарей и воинов в Сирию, Гуго Пайенский увидел свое дело в самом лучшем ходу.
С тех пор орден состоял по преимуществу прежде всего из испытанных рыцарей, как необходимо должно было быть по его происхождению. Только они одни носили белую орденскую мантию с красным крестом, который, впрочем, дали им из Рима немного позднее. Священники и капелланы ордена имели подчиненное положение, а прямо служащим классом были оруженосцы и прислуга. Но глава ордена, его магистр (
Удивительный успех, которого достиг Гуго Пайенский, повел за собой полное преобразование в одном более старом религиозном братстве в Святом городе. Уже около 1070 года один богатый амальфиец, по имени Маурус, основал в христианском квартале Иерусалима духовное поселение, из которого выделились мало-помалу мужской монастырь, женский монастырь и наконец госпиталь и больница для приема и попечения о бедных и больных западных пилигримах. Но вскоре госпиталь оставил совсем в тени те монастыри, из которых он возник. У него был дом, служивший только его целям, и часовня, посвященная святому Иоанну Милостивому, патриарху Александрийскому. В 1099 году во главе этого учреждения стоял провансалец Гергард, который своей самоотверженной деятельностью для бедных и несчастных приобрел величайшее уважение и через это достиг также благодарнейшего признания Готфрида, короля Бальдуина I и папы Пасхалиса. Вскоре в этот госпиталь Иоанна потекли богатые подарки деньгами и имениями; в его владениях в различных землях Европы возникли филиальные дома, и многие благочестивые люди, между прочим знатные люди, под управлением Гергарда, посвящали себя смиренному уходу за больным.
После смерти Гергарда в 1118 году госпитальные братья выбрали своим начальником Раймунда Дюпюи, храброго рыцари, который некогда пришел с Готфридом в Святой город, но там снял с себя панцирь и присоединился к этим «госпиталитам» или «иоаннитам». Он, собственно, первый соединил братьев в одну замкнутую монашескую общину, обязав их очень строго тремя обыкновенными обетами духовного сословия, но вскоре он сделал еще шаг вперед. Потому что по примеру тамплиеров он ввел в обязанности ордена и борьбу с магометанами, и вскоре в этой общине также образовалось три класса сражающихся, духовных и служащих братьев. Попечитель госпиталя обратился в «магистра» иоаннитов, а белый крест, отличительный знак этого ордена, сделался, подобно красному кресту тамплиеров, страхом для врагов[40].
Около 1130 положение крестоносных государств было во многих отношениях удовлетворительное и исполненное надежд. Король Бальдуин энергически заботился о каждой потребности своего государства, его образ правления, правда, суровый, но всегда направленный на существенную цель, определяется, напр., тем, что патриарх Стефан Иерусалимский, стоявший с 1128 до 1130 года во главе тамошней церкви, не только совсем напрасно предъявлял притязания своих предшественников на Иоппе и Иерусалим, но что после смерти последнего возникло, хотя и неосновательное, подозрение, что король устранил посредством яда неудобного ему прелата. И однако уже тогда развивались семена порчи, которой через немногие годы были захвачены эти государства.
Прежде всего стало здесь роковым возвышение нового властелина в Месопотамии. Здесь было начало каждой серьезной опасности для христианской власти, оттуда вышли Кербога и Маудуд Ильгази, Белек и Аксонкор, но до сих пор господство всех этих владетелей бывало непродолжительно, раздоры в среде сельджуков были для крестоносцев сильнейшим союзником. Но теперь это стало иначе. В 1127 году власть в Мосуле получил Имадеддин Ценки, человек, выросший среди диких битв, которые сельджуки передней Азии вели отчасти между собой, отчасти с христианами, и у него была только одна мысль — прежде всего подчинить себе все мелкие эмираты вокруг Мосула в Месопотамии и в Сирии, и затем выступить со всей силой против крестоносцев[41]. Он был умен и храбр, неутомимо деятелен и не задумывался над выбором своих средств, если дело шло о получении выгоды. Еще в 1127 году он завоевал главные пункты восточной Месопотамии и принял заявление жителей Гаррана, что они добровольно доверятся его защите. В следующем году он отправился в Сирию, чтобы присоединить к своим владениям Галеб, пока он еще не попал в руки христиан. По дороге он взял Менбидж и Буцаа, и потом, без особенных затруднений, достиг в Галебе цели своих желаний. В 1129 году он во второй раз пошел на Сирию и посредством измены завладел дамасским городом Гамой. Однако его попытки взять Гимс и самый богатый Дамаск были безуспешны. Но эти последние неудачи не имели особой важности, так как во власти Мосула находилась теперь уже большая часть пограничных сельджукских областей. Опасность, грозившая от них христианам, была тем больше, что Ценки тотчас показал, что умеет не только энергически завоевывать, но и искусно править. Подданные охотно подчинялись его правлению, потому что жили в непривычной для них безопасности и находили сильную защиту как от неприятельских нападений, так и от притеснений знатных чиновников. Солдаты были тесно прикованы к своему званию и к личности своего предводителя. Они не должны были приобретать земель, но в остальном видели к себе со стороны Ценки особенную заботливость и внимание: их жены могли во всякое время рассчитывать на помощь против худого обращения. «Так как мои солдаты, — говорил великий эмир, — постоянно меня сопровождают и оставляют свои дома, чтобы идти за мной, то разве я не должен заботиться об их семействах?»
ebooksa