По-видимому, Бальдуин не без суровости защищал интересы государства в этих церковных спорах. Но в сущности он этим послужил только общим интересам. Потому что, как в начале его правления, так и во все его продолжение будущность Иерусалима утверждалась именно лишь на добром мече короля и его рыцарей. Государство состояло сначала только из немногих городов, войско считалось вовсе не тысячами, а сначала только сотнями: нужно было пользоваться всеми существующими средствами, чтобы только удержаться; государство могло считать себя несколько обеспеченным лишь тогда, когда было сделано еще много завоеваний и прибыли многочисленные толпы пилигримов, которые решились поселиться в Святой Земле.
Здесь король показал себя с самой лучшей стороны. Потому что уже весной 1101 года он устроил с упомянутым генуэзским флотом, который привез легата Морица, энергическое нападение на маленькие прибрежные города Арзуф и Цезарею, которые лежали между двумя христианскими портами, Иоппой и Хайфой. Оба города были взяты в мае этого года, Арзуф — капитуляцией, Цезарея — штурмом. Богатая добыча была взята именно в последнем месте. Но тотчас же после этого пришло известие с юга, что египтяне наконец снова поднялись в поход против крестоносцев. Бальдуин немедля двинулся в поход, но до битвы дело не дошло, так как ни он, ни неприятель не могли начать сражения. Между тем осенью египтяне пришли снова в числе 30.000 человек или даже более, тем как король в состоянии был собрать только 1160 рыцарей и слуг. Несмотря на то, христиане смело пошли навстречу превосходной силе, которая только что двинулась к северу от крепкого Аскалона. Горячие слова Бальдуина и вид Святого креста, который нес один аббат, воодушевил небольшой отряд, 7 сентября войска схватились. Первые ряды христиан были окружены и сбиты, и толпа египтян уже бросилась победоносно дальше по направлению к Иоппе. Но король стоял непобедимо с остатками своих людей и мало-помалу, тяжелыми ударами меча, пробил себе такой ужасный кровавый путь, что к вечеру главная неприятельская сила отступила к Аскалону. Победители провели ночь на поле сражения; между тем городу Иоппе серьезно угрожала на берегу та толпа, которая перегнала королевское войско, а на море египетский флот, и только следующий день обратил и здесь страх и заботу в радостное ликование.
Опасность, которой на этот раз счастливо избегло маленькое христианское государство, повторилась однако еще грознее в следующем году. В мае 1102 г., раньше чем христиане приготовились к этому, враги двинулись с жестокими опустошениями по дороге к Рамле. Бальдуин был в Иоппе в то же время, когда и рыцари, уцелевшие от несчастного крестового похода 1101 года, остались некоторое время у него в Иерусалиме, но большею частью уже с ним простились и отплыли домой[36]. Из более знатных людей остались у него добровольно только немногие, в особенности Стефан Бургундский и маршал Конрад, и кроме этих, загнанный также в гавань Иоппе противными ветрами, Стефан Блуаский. Бальдуин заявил этим князьям и другим присутствующим рыцарям, что он тотчас хочет идти против египтян. Напрасно товарищи просили его, сначала собрать точные сведения о силе неприятеля и вызвать на войну других вассалов. В пылу победы, он увлек их всех и в конце мая бросился недалеко от Рамле на неприятеля. Однако, небольшой отряд был разбит при первом столкновении с огромным большинством: одни побежали в Иоппе, другие спаслись в Рамле, и между последними король, маршал Конрад и — если они уже не пали в сражении — Стефан Бургундский и Стефан Блуаский. Рамле не мог держаться долго и потому король бежал оттуда в следующую ночь с немногими провожатыми, чтоб, если можно, привести помощь. Раньше чем ему это удалось, маленькое местечко пало и почти все запертые там умерли в героическом бою[37]. Но Бальдуин после некоторых блужданий счастливо достиг до Арзуфа, а оттуда в Иоппе. Здесь через несколько дней присоединились к нему 80 рыцарей из Тивериады и 90 из Иерусалима. Вместе с тем как раз вовремя в гавань этого города пришел флот пилигримов. С этими силами и после более обдуманных приготовлений король решился на вторую битву, в которой египтяне с большими потерями были снова оттеснены.
После того несколько лет этот враг не беспокоил христиан, но летом 1105 года египетский флот вторично явился перед Иоппе, а сухопутное войско в числе 15.000 человек выступило из ворот Аскалона. Против них король собрал теперь уже массу из 500 рыцарей, отряд легких всадников и 2.000 пеших воинов. С ними он бросился 31 августа на неприятеля и окончательно разбил его в долго колебавшемся и кровавом бою.
С тех пор египтяне не решались больше пробовать героическую силу этих франков в открытом поле, а довольствовались тем, что при удобном случае делали маленькие вторжения в христианскую область.
В таких случаях недостатка, конечно, не было, потому что Бальдуину почти беспрерывно приходилось воевать с другими врагами, с арабскими отрядами и с эмирами сирийских городов. При этом король сначала достигал легких успехов, отбивая то у одного, то у другого отдельного противника богатую добычу, или также кусок его земли. Но важнее и труднее была война на берегу, против больших приморских городов, которые были еще в руках магометан и приобретения которых становилось все большей необходимостью для Иерусалимского государства, потому что пока там господствовали враги, они не только беспрерывно угрожали маленькому христианскому государству Святой Земли со всех сторон и из очень опасно близкого соседства, но и морской путь между Европой и Сирией оставался слишком небезопасным, а потому счастливое прибытие новых пилигримов становилось из года в год все более затруднительным. Поэтому, как только была несколько устранена опасность от египтян, Бальдуин всеми силами стал вооружаться против этих городов и при этом его самым щедрым образом поддерживала заморская родина.
Путешествия западных народов на восток к Святым местам, можно сказать, совсем не останавливалось с тех пор, как Антиохия и Иерусалим стали снова принадлежать христианам. Каждый год, около Пасхи, огромные толпы пилигримов являлись обыкновенно в Святую Землю, но и после великого праздника часто прибывали многие отсталые. Так как дорога через Малую Азию еще больше чем прежде была заперта, то все они приходили в Сирию морем, и так попадались граждане итальянских городов, французские и немецкие рыцари, английские морские герои и скандинавские богатыри. Единоверцы на востоке встречали их с большой радостью, — так как нелегко было встретить отряд, который удовольствовался бы одною молитвою у Святого Гроба и из которого хотя бы часть не приняла участия и храброй схватке с магометанами в честь Иисуса Христа. Иные оставались навсегда на Востоке, так что в иерусалимском войске не только снова пополнялась потеря, которую приносил с собой каждый бой, но войско могло быть в короткое время удвоено и вскоре еще во много раз увеличено. Антиохия и Эдесса без сомнения тем же путем также получили значительные подкрепления, но главный поток переселения все-таки естественно изливался в государство Бальдуина и разве только еще в близко связанный с ним Триполис.
Кроме того, в данном положении чрезвычайно важно было то, что эти новые пилигримы прибывали именно не сухим путем, а морем, что они владели могущественной флотилией и следовательно тем самым оружием, без которого нечего было бы и надеяться на завоевание упомянутых приморских городов. Потому что здесь важно было то отбить попытки освобождения от осады магометанскими эскадрами, то напугать осажденных, отрезав подвоз со стороны моря, то воздвигнуть искусные машины, для которых были необходимы практика и инструменты корабельных строителей. Все приморские города, которыми до сих пор завладели христиане, были действительно взяты только с помощью флота пилигримов, и даже при осаде Антиохии и Иерусалима искусные руки таких мастеров оказали прекрасные услуги.
Среди экипажа этой флотилии французы, англичане и нижне-германцы, датчане и норвежцы много раз отличались бурным мужеством и благородным самопожертвованием, но впереди почти всегда естественно были итальянцы. Потому что, если некогда сильный на море Амальфи уже не показывал теперь особенной деятельности, зато Венеция, Пиза и Генуя были преисполнены юного предприимчивого духа. Для Амальфи странствия на Восток были прежде всего расширением сношений, которые этот город давно вел с берегами Византийского государства; другие с особой охотой нападали в восточной половине Средиземного моря на ислам, который они уже многие годы преследовали в его западной стороне: всем им хотелось разбить магометан, расширить свою торговлю и при этом в особенности основать богатые будущностью поселения в христианских государствах Сирии. Поэтому они с удовольствием предлагали услуги князьям крестоносцев, но взамен ставили тяжелые условия и в большинстве случаев достигали их исполнения. Так, однажды им была обещана свобода от податей для их жизни и деятельности в сирийской земле; в другой раз им была предоставлена даже часть таможенной пошлины того порта, где они поселялись, или дарился ряд ценных поместий поблизости, но главным образом в прибрежных местах, так же как в некоторых соседних городах, им отводился отдельный участок, городской квартал, который, чтобы удовлетворить всем их желаниям, должен был заключать, кроме необходимых жилых и торговых помещений, также «рынок, церковь, баню и хлебную печь». В этих участках они скоро образовали государство в государстве, под управлением собственных вице-комитов, которые назначались им с родины, не подчиненные власти чиновников и судей того князя, в городах которого они находились.
В 1103 году король Бальдуин в первый раз решился напасть на один из больших прибрежных городов, направившись против Аккона. Он подошел со всей своей силой к городу и штурмовал его с мужеством и выдержкой, но, несмотря на то, не мог ничего сделать, потому что предпринял тяжелый бой именно в то время, когда в его распоряжении не было значительного флота. Вскоре после того пришла в Сирию сильная генуэзская эскадра. Король тотчас вошел с нею в союз: генуэзцы охотно шли на бой; в начале мая 1104 года Аккон был окружен на суше и на море и после двадцатидневной осады принужден к капитуляции 26-го числа этого месяца. С этим вместе в руки христиан попало не только значительное и знаменитое место, но также обширная и безопасная гавань, которой до сих пор еще не доставало Иерусалимскому государству.
Как было уже упомянуто, в последующие года пришлось еще раз драться с египтянами, потом выдерживать всякие небольшие военные затруднения, и когда, наконец, в 1108 году король в союзе с пестро-смешанным флотом, по преимуществу из итальянских кораблей, предпринял сильное нападение на Сидон, он не достиг, однако, цели, потому что единоверцы сидонцев сделали сильные вооружения для освобождения города. Но зато, как мы уже выше рассказали, графу Бертрану удалось летом 1109 года взять Триполис. При этом генуэзская эскадра опять подала желанную помощь, и опять с помощью тех же генуэзцев королю Бальдуину удалось покорить Бейрут 17 мая 1110 года после тяжелой битвы. Таким образом, самых больших успехов на далеком Востоке достигли моряки лигурийского берега. Они приобрели этим не только влиятельное положение в государствах крестоносцев, но кроме того вполне заслуженно прославились как самые необузданные из всех франкских воинов. Никто не был так свиреп и жаден, как они. Мягкие условия капитуляции они бесцеремонно нарушали.
Летом 1110 года в Сирию пришел прекрасно вооруженный норвежский флот: на кораблях было 10.000 человек и во главе их молодой король Сигурд. Подобно древним викингам, в жажде геройских подвигов, он уже за три года до этого уплыл с родины, убил и ограбил на испанском берегу многих магометан, в Сицилии был в дружеских сношениях с родственниками по племени норманнами и столько же стремился к молитве у Святого Гроба, сколько к жаркому бою с врагами Иисуса Христа. По его настоятельному требованию, Бальдуин подарил ему кусок древа Святого Креста, и они пошли к Сидону, чтобы загладить неудачу, которую за два года перед тем потерпели там иерусалимцы. Город был тесно замкнут войском и флотом обоих королей, к которым присоединилась также и венецианская эскадра, и скоро оказался в самом бедственном положении. Осажденные защищались отчаянно всеми средствами и даже, как говорят, сделали попытку изменнически убить Бальдуина. Когда их силы истощились, 11 декабря 1110 года, их покорность была однако принята благодушно. Знатные люди должны были выселиться, а мелкий люд остался спокойно в городе. Вскоре после того король Сигурд покинул Восток и отправился через Константинополь на родину. Там впоследствии своими беспорядочными поступками он посрамил свое гордое прошлое, но как великодушный «иорсалафари» — странник в Иерусалиме — он, несмотря на то, еще долго жил в благодарном воспоминании своего народа.
В конце 1111 Бальдуин попробовал, наконец, покорить Тир, самый крепкий приморский город на всем Сирийском берегу, опять без особенного подкрепления с Запада, только с теми средствами, которыми он уже располагал на суше и на море. Неустанно и с большим искусством он осаждал город всю зиму с 1111 на 1112 год. Но он все-таки слишком высоко оценил свою силу. Огонь осажденных разрушил самые крепкие его башни, его войска понесли большие потери, подступало войско на выручку города, тогда он оставил это предприятие и вернулся весною в Иерусалим. С тех пор он больше не вел войны на морском берегу. Но кроме Аскалона, на дальнем юге, Тир был теперь единственным пунктом на Сирийском берегу, где еще господствовал ислам. Все остальные места были в руках христиан, и таким образом жизненная задача Бальдуина была в сущности выполнена и с этой стороны.
О последних годах короля нельзя рассказать много хорошего. Еще самое меньшее было здесь то, что в 1113 году Бальдуин прогнал свою жену, армянскую княгиню, за ее мнимую неверность, и женился на богатой герцогине Адельгейде, вдове Рожера Сицилийского, однако и ее отослал назад на родину в 1117 году, тревожимый угрызениями совести и по совету патриарха Арнульфа, и трудно сказать, имели ли его супружеские дела действительно худые последствия для государства Иерусалимского[38]. Но то, что король не мог больше понять новой правительственной задачи, которая ему представлялась по ходу вещей, имело поистине роковое значение.
Дело в том, что уже в последнее время правления Танкреда, как мы видели, власть месопотамских сельджуков все более угрожающим образом угнетала маленькие государства крестоносцев. Два раза, в 1110 и 1111 году, Бальдуин сам отправлялся в Северную Сирию, чтобы помочь защитить Эдессу и Антиохию от нападения Маудуна мосульского; а в 1113 году, при победоносном вторжении того же эмира в Иерусалимскую область, он был осязательно научен, где нужно было искать злейшего врага христиан. Несмотря на то, Бальдуин ограничился тем, что, подобно другим крестоносным князьям, поспешил в 1115 году к Оронту для отражения Бурзука Гамаданского; но после того, как эта цель была достигнута и Бурзук даже разбит антиохийцами у Данита, а в Галебе началась упомянутая дикая анархия, он уже больше никогда не заботился о далеких северно-сирийских делах.
Это равнодушие, конечно, весьма понятно, так как во время тяжелой борьбы с египтянами и приморскими городами у короля в большой мере мог пропасть интерес и понимание, к судьбе Антиохии и Эдессы. Несчастная вражда партий, которая так часто ожесточала друг против друга норманнов, эдесситов и армян, так же мало способна была возбудить в Бальдуине особое желание к энергической войне против Галеба и Мосула, тем более, что в то время антиохийцы владели самым большим христианским войском в Сирии, рядом с которой иерусалимцам нелегко было играть решающую роль.
Но Бальдуин не мог оставаться в бездействии; и когда его не привлекал север, тем более чарующим образом манил его таинственный юг. Уже он велел увенчать некоторые господствующие пункты крепостями для защиты от Аскалона и для укрепления всей южной границы государства — и ни один из них не был выбран лучше Монрояля (
Правда, в этих последних подвигах Бальдуина мы узнаем того же смелого героя, того же гордого, жаждущего подвигов, государя, каким он всегда был. Но, несмотря на то, это был ложный путь, на который король себя потратил, и потому ни для него, ни для его государства не было несчастием, что приближался конец его жизни. Он заболел на походе к Нилу, указал на своего брата Евстахия и на своего двоюродного брата Бальдуина Эдесского, как на достойнейших людей, которые могли быть его преемниками; но умер уже в марте 1118 года, раньше, чем спешно возвращавшееся с ним войско могло достигнуть родины.
При горестных воплях его храбрых товарищей его тело было погребено перед церковью Святого Гроба около его брата Готфрида.
Король Бальдуин II
ebooksa