История крестовых походов

Собрание в Ферентино отложило начало крестового похода до 1225 года, очевидно, по двум основаниям: во-первых, чтобы дать императору время совершенно покорить сицилийских мусульман и во-вторых, чтобы склонить к участию в крестовом походе как можно больше государей и народов Запада. Первое удалось исполнить в положенное время, благодаря уму и энергии Фридриха; напротив того, усилия снова вызвать старое одушевление к священной войне на этот раз потерпели самую жалкую неудачу. Гонорий разослал крестоносных проповедников и отправил письма ко многим государям и прелатам Запада с настоятельным увещанием прекратить все междоусобные распри и участием в крестовом походе достигнуть небесной награды за земные жертвы. Но его слова остались почти неуслышанными. Тогда король Иоанн отправился на поиски во Францию и в Англию там и здесь он нашел почетный прием и получил для поддержки Святой Земли некоторые денежные суммы, но большего он не достиг частью потому, что еще продолжалась война против альбигойцев, а частью и потому, что французы и англичане опять враждовали между собой. В Германии принятие креста проповедовали сначала главным образом низшие клирики, фанатические монахи того времени. Так как они приносили мало пользы, то Гонорий послал наконец за Альпы кардинала Конрада, знатного немецкого вельможу из рода графов Урахов, а Фридрих уполномочил действовать на пользу крестового похода в Германии своего близкого друга, достойного магистра Немецкого ордена, Германа фон Зальца. Между тем и эти люди также не могли много сделать и таким образом везде оказывалось, что церковь в своем слепом рвении последних лет перешла через край и чувствительно повредила себе самой. Где не было полного равнодушия или даже нерасположения к священной войне там все-таки каждый незначительный домашний интерес хладнокровно предпочитался великому духу христианства.

Тем временем Фридрих исполнял свой долг — в точности соблюсти данную им присягу. Он снарядил сильный флот и старался отовсюду привлечь к себе крестоносцев, щедро обещал им даровой переезд, продовольствие и всякую другую помощь. Но когда, наконец, приблизился срок, когда он должен был двинуться в путь, он должен был признать, что его сил было едва ли достаточно для успешного нападения на Эйюбитов. Правда, как надо с уверенностью допустить, он охотно начал бы крестовый поход, которым он мог воспользоваться в особенности для себя, как будущий супруг Изабеллы но без достаточно обеспеченной надежды на победу над врагами креста он не хотел покинуть Запада и не хотел упустить решения государственных задач, которые там его ждали. Поэтому, когда он решил отложить поход к Святым местам до более удобного времени, для него оставалось еще сомнительным, как отнесется к этому церковь.

Чтобы оказать давление на римскую курию и склонить ее благосклонно отнестись к его желаниям, он созвал к себе всех прелатов своего южноитальянского государства и до тех пор держал их при себе, пока переговоры, которые он в то же время начал с Гонорием, не обещали благоприятного исхода. При этом для него было кстати, что в то время папа находился, вследствие возмущения римлян, в большом стеснении и потому не мог слишком резко идти против него. 25 июля был заключен в Сен Джермано между императором и уполномоченными папы следующий договор: император клянется и велит одному из своих вельмож, герцогу Райнальду из Сполето, поклясться «на свою душу», что в августе 1227 года он начнет крестовый поход с тысячью рыцарей и 150 большими кораблями и в течение двух лет продержит эту силу в Святой Земле. Взамен того, чего будет недоставать, он дает соответственное денежное вознаграждение. Кроме того, он обещает держать готовыми корабли для двух тысяч рыцарей с их свитой и в пять сроков, от августа 1225 года до августа 1227 заплатить королю Иоанну, патриарху Иерусалимскому и магистру Немецкого ордена 100.000 унцов золота для нужд Святой Земли[78], но с условием, что эта сумма будет опять предоставлена в его распоряжение, когда он действительно предпримет поход. Если Фридрих умрет до августа 1227, то забота об исполнении крестового похода перейдет к его преемнику, и если император не выполнит своего обещания, то он без жалости подвергается церковному отлучению.

Таким образом Фридрих достигал, при согласии церкви, новой отсрочки для начала своего похода. Но договор в Сен-Джермано дает видеть, что отношения между империей и папством становились на беду Иерусалима все более натянутыми. Условия, которым принужден был подчиниться Фридрих, были чрезвычайно суровы. С беспощадностью, которая едва ли когда-нибудь применена была к другому государю, от него требовалась огромная жертва, и наказание, в случае неисполнения, уже заранее над ним произнесено.

После этого император хотел с такой же беспощадностью воспользоваться данным ему сроком для быстрого возвышения своего могущества. Еще летом 1225 г. он отправил небольшой флот в Сирию, велел привезти оттуда свою невесту Изабеллу и 9 ноября повенчался с ней в Бриндизи. Но уже в день свадьбы он объявил своему тестю, что последний должен отказаться впредь от управления Иерусалимским королевством. Фридрих поступал здесь без правонарушения: Изабелла была «наследницей Иерусалима» и по старому обычаю, при выходе ее замуж, законным правителем страны становился уже не ее отец, а ее муж. Между тем внезапное заявление императора застало короля Иоанна совершенно врасплох, ужасно его раздражило, оскорбило римскую курию и, хотя Фридрих привел в исполнение свою волю, но этим он роковым образом увеличил семя раздора.

Спустя несколько месяцев после того император созвал имперский сейм в Кремоне, «чтобы обсудить крестовый поход, искоренить ереси и озаботиться о восстановлении мира». Ломбардцы, в среде которых должен был состояться сейм, углядели одно намерение Фридриха, которое действительно клонилось к тому, чтобы под видом мирных совещаний собрать войско в долине По и подчинить своей власти сильные города этой области, из которых образовались почти независимые республики. Поэтому старый Ломбардский союз, с которым не мог справиться еще Фридрих I, был тотчас возобновлен; и в скором времени внук Барбароссы должен был убедиться, что он слишком смело задел более сильного противника. Чтобы только как-нибудь вырваться из очень стесненного положения, в которое он попал, ему в конце концов не оставалось ничего другого, как просить уже сильно раздраженного папу о посредничестве между ним и ломбардцами. Гонорий согласился на это и устроил мировую, которая дала императору только то, что ломбардцы обязались выставить на два года для его крестового похода 400 рыцарей. И через несколько месяцев после того, как этот жалкий договор был составлен, но еще не был заключен, умер — 18 марта 1227 г. — папа Гонорий III. Его преемником стал Григорий IX, который уже раньше был по большей части душою папской политики, это был старик за 80 лет, но, несмотря на преклонный возраст, он был исполнен пламенной энергии, кроме того, родственник третьего Иннокентия и подобно ему старался всеми силами об утверждении христианской теократии. В правление этого церковного государя должна была, при первом поводе, быстро разгореться давно грозившая открытая война между папством и императорской властью.

Но теперь Фридрих серьезно готовился к крестовому походу. Его собственные усилия, как и увещания, которые исходили из Рима к государям и народам, еще раз вызвали значительный успех. Правда, Франция, занятая альбигойской войной, поставила лишь немногих крестоносцев, но Италия дала значительные отряды, а Англия, как говорят, более 40.000 человек, правда, по большей части это были бедняки, но на них «в особенности покоится обыкновенно воля Господа». Но самые многочисленные и способные к войне толпы пришли из Германии, где князья, прелаты, рыцари и горожане на этот раз охотно откликнулись на призыв своего императора. Все эти войска пилигримов прибыли в 1227 г. в Апулию и раскинули свой лагерь в Бриндизи и вокруг него. Но здесь не были достаточно подготовлены для такой огромной массы крестоносцев. Недостаток был и в продовольствии и в кораблях, на которых часть чересчур большого войска могла бы быть быстро отправлена дальше. Голод, который терпели особенно беднейшие пилигримы, неправильный образ жизни и страшная солнечная жара скоро вызвали в лагере повальную болезнь, от которой погибли тысячи людей, между тем, как другие тысячи от страха заразиться покинули Бриндизи и спешили обратно на родину. Наконец, в начале сентября, Фридрих отправил в Сирию сильный флот с частью войска под предводительством герцога Генриха Лимбургского и попробовал несколько дней спустя последовать с остальными людьми и кораблями. Но он сам и ландграф Людвиг Тюрингенский, который находился при нем, были уже захвачены болезнью и, так как в пути болезнь усилилась, они принуждены были пристать 11 сентября к берегу при Отранто. Здесь, на третий день, умер ландграф; правда, Фридрих поправился, но так медленно, что на некоторое время он должен был оставить крестовый поход. Но он прислал еще в Сирию патриарха иерусалимского с двадцатью военными кораблями и тотчас заявил папе, какой несчастный случай принудил его прервать поход к Святым местам.

Когда Григорий IX узнал об этом, он нашел, что пришло время нанести уничтожающий удар власти императора. Хотя Фридрих был одною необходимостью вынужден отстать от крестового похода, но по драконовскому постановлению договора в Сен-Джермано он подлежал отлучению от церкви. Поэтому папа, не обращая никакого внимания на многократные попытки императора оправдаться, произнес над ним 29 сентября в Ананьи отлучение и 10 октября в окружном послании известил о том весь христианский мир. При этом он не постыдился до такой степени превысить формальное право, которое было у него для этой меры, что говорил самым лживым образом о действиях Фридриха. По его вине была будто некогда потеряна Дамиетта и будто по его приказанию задержали в Бриндизи войско в летнюю жару и в голод, пока оно не стало жертвой повальной болезни. Император также не платил будто бы денег и не доставил войска, какое обещал в Сен-Джермано; а что болезнь, которой он старался оправдать нарушение своего слова, была притворна. Во всем этом папа был совершенно неправ[79], и он едва ли бы говорил с таким ненавистничеством о делах крестового похода, если бы в эту минуту им не овладела сполна яростная вражда, которая жила в его сердце против императорской власти Фридриха.

Сначала Фридрих с большим достоинством держался против этих оскорбительных нападок, 6 декабря он также обнародовал окружное послание, где спокойно, шаг за шагом, опровергал несправедливые утверждения папы и объявлял всему миру, что крестовый поход, прерванный только болезнью, наверное, будет продолжен следующей весною. Но объявление войны, которое заключалось в брошенном против него отлучении, так его раздражило, что скоро он сам страстной опрометчивостью увеличил пламя раздора. Так как римский народ в значительной части относился к папе враждебно[80], то Фридрих старался различными способами расположить народ в свою пользу; а герцогу Райнальду Сполетскому он приказал занять те земли, которые прежние папы хитростью или насилием отняли у императора (он подразумевал Анконскую марку и имения Матильды), потому что эти области были только ленами империи и поэтому Григорий терял их за свои враждебные действия против него, императора. Между тем папа возобновил в Риме 23 марта 1228 г. отлучение против Фридриха и прибавил к нему еще интердикт на каждую местность, где находится император, хотя вследствие этого чуть не сделался жертвой необузданного восстания раздраженных римлян. Он даже запретил императору начать крестовый поход прежде, чем он не склонится в покаянии перед волею церкви.

Фридрих, конечно, не обратил внимания на это запрещение, напротив, самым ревностным образом снаряжался в поход к Святым местам, так как только исполнением своего обета он мог надеяться вполне сбросить с себя все позорные упреки, которые сделал ему папа в своем окружном послании. Он наложил высокую крестоносную подать, собрал людей и корабли и в конце апреля 1228 г. в присутствии блестящего собрания вельмож своей империи и несчетной массы народа объявил свою «последнюю волю» перед отплытием в Сирию. Райнальд Сполетский должен был во время отсутствия Фридриха быть его наместником и, если бы он, император, умер в походе, то в Сицилии ему должен был наследовать его сын Генрих, а если этот умрет бездетным, то его второй сын Конрад, родившийся за несколько дней перед тем. Вскоре после этого Фридрих хотел начать крестовый поход. Но 8 мая умерла его жена Изабелла в родильной горячке, эта тяжелая потеря и беспокойство в Сицилии задержали его еще на некоторое время, наконец 28 июня он отплыл из Бриндизи в Сирию. Григорий IX кричал ему вслед, что он — служитель Магомета и отправляется в Иерусалим не как крестоносец, а как «пират».

Удивительное и печальное зрелище. Высший властитель христианского мира поднимает оружие, чтобы вновь завоевать Святой город, а глава христианской церкви запрещает ему поход и предает его проклятию. На императора падает меньшая вина в этом несчастном стечении обстоятельств. Столкновение между папством и империей было по существу обеих сил неизбежно, и император ошибся только в том, что он и теперь, как в 1225 году после договора в Сен-Джермано, слишком преувеличивал свои силы; в ту минуту, когда он приготовлял поход на Восток, ему следовало направить осторожнее свою европейскую политику к мирным целям и менее резко выступать против папы — своей необузданностью он навлек на себя ту опасность, что вынужден был вести одновременно две войны, в Сирии и в Италии. Несравненно тяжелее, чем вина императора, была вина папы. Нужно ли было Григорию начать нападение на Фридриха именно в ту минуту, когда император отступил перед ломбардцами, просил о мирном посредничестве церкви и когда только болезнь помешала ему честно выполнить крестоносный обет? Нужно ли было ему вообще воспользоваться делами крестового похода для своей борьбы с императором за власть и при этом даже пользоваться орудием клеветы? Действуя таким образом, он мог, конечно, без труда обратить самые горячие страсти того времени против Фридриха, который своими несколькими, хотя и вызванными необоснованностью, отсрочками похода подвергал себя дурной молве, но в конце концов такие злобные действия должны были повредить церкви не менее, чем империи, и в особенности интересы христианского Востока, которые были все-таки священны для предшественников Григория, теперь были беспощадно принесены в жертву теократическим вожделениям римской курии. Императору были связаны руки отлучением именно в то время, когда он отправлялся в бой на Восток, а всему христианскому миру, который большею частью стал уже равнодушен к делу Иерусалима, был представлен легкий вывод, что теперь надо окончательно отвернуться от дела, с которым курия ведет такую постыдную игру.

Крестовый поход императора Фридриха II

Христианский Восток после падения Дамиетты пользовался вообще спокойствием со стороны мусульман, но, несмотря на то, переживал не особенно счастливое время. Армению после смерти короля Льва годами разрывали междоусобия до тех пор, пока принцу Константину, родственнику покойного, не посчастливилось повенчать наследницу его Изабеллу с сыном своим Гетумом и соединить силы страны под своей властью и властью молодой четы. Правда, в Антиохии и Триполисе все еще держался Боэмунд IV, но ему не однажды пришлось терпеть от последствий прежних дел, когда часть его подданных относилась к нему враждебно в пользу армян. В Кипре господствовало опекунское правление, потому что король Гуго Кипрский умер в 1218 г., оставив после себя едва годовалого ребенка, Генриха I во главе правления стоял один из знатнейших вельмож Иерусалимского королевства — Иоанн Ибелин, властитель Бейрута[81], наконец иерусалимские города и замки были наполнены всякой завистью и враждой тамошних рыцарей и купцов.

В этой путанице Фридрих задумал распространить свою императорскую власть как для себя, так и для общего блага. Вскоре после того, как он стал королем иерусалимским, он уже послал в Сирию графа Томаса Ачерра, как своего представителя, и ему удалось, хотя и к великому гневу гордых господ ордена тамплиеров и госпиталитов, установить прочное правление в остатках Иерусалимского королевства. Летом 1228 года Фридрих сам явился на Восток, пристал сначала к Кипру и тотчас же попробовал распоряжаться на этом острове, который, по его мнению, был со времен Генриха VI императорским леном, как главный ленный владетель и опекун отрока Генриха. При этом он, правда, поступил с Иоанном Ибелином так же круто, как некогда с королем Иоанном Иерусалимским, но вместе с тем наполовину хитростью, наполовину силой поступил в главном по своей воле, удалил Иоанна Ибелина от опекунства и устроил управление государством по-своему. Затем он отплыл в Сирию, пристал 7 сентября к Аккону, радовался торжественному приему, который ему там сделали, несмотря на церковное отлучение, и непосредственно затем сделал попытку снова вернуть Иерусалим христианству.

Но эта попытка имела совсем другой характер, чем все, что когда-нибудь происходило в этом направлении со времен Готфрида Бульонского. Император старался достигнуть своей цели не оружием, а искусно поведенными переговорами, и положение в самом деле было таково, что можно было надеяться достигнуть успеха скорее полюбовно, чем силой. Дело в том, что вскоре после того, как христиане потеряли Дамиетту, Алькамил Египетский и Альмуаззам Дамасский вошли в сильные и тянувшиеся из года в год раздоры. При этом оба очень озабоченно прислушивались к известиям, от времени до времени доходившим на Восток, о вооружениях Фридриха к крестовому походу. Упрямый Альмуаззам велел, наконец, как он это делал и прежде, разрушить ряд укреплений в Святой Земле, чтобы впредь отнять у императора все опорные пункты, которые он мог там приобрести, между тем более уступчивый Алькамил втихомолку отправил посла в Сицилию, вероятно, чтобы предложить выдачу старого Иерусалимского государства, если только Фридрих обратит свое оружие против Альмуаззама. Отсюда возникли дружеские сношения между императором и египетским султаном, архиепископ Бернардо Палермский отправился послом Фридриха в Каир, передал там в подарок лошадей и соколов, ткани для одежды и чугунные товары, и взамен получил слона вместе с индейскими, арабскими и персидскими драгоценностями, затем, хотя в ноябре 1227 года умер Альмуаззам, но раздор среди Эйюбитов все-таки продолжался, потому что Алькамил отнял у сына и преемника его умершего брата, Анназира Дауда, Иерусалим вместе с частью Сирии, и начал приготовления, чтобы присвоить себе постепенно и остальные области Дамасского государства.

При таком положении вещей почва для дружественных переговоров была уже наполовину выровнена. Алькамил должен был бояться, что Фридрих войдет в союз с Анназиром Даудом, если он наконец не уступит Святого города христианам. Император также имел убедительную причину желать скорого соглашения, потому что в его распоряжении были только небольшие силы, и он не мог надолго откладывать своего возвращения в Италию. Так как, хотя за последние годы в Сирию пришли весьма значительные толпы пилигримов, однако при замедлениях, которые испытал поход самого Фридриха, большая часть их снова отправилась обратно. Часть их, оставшаяся на Востоке, и рыцарство Кипра и Иерусалима, вместе с небольшим войском, которое император только что привел с собой, все это вместе составляло еще большую толпу, но только слабое оружие для борьбы с мусульманами, потому что войско это было расстроено всякими раздорами. Многие киприоты и иерусалимцы были недовольны императором за ту суровость, с которой он отнесся к королю Иоанну и Ибелину. Другие боялись двинуться на войну под управлением отлученного от церкви полководца, а тамплиеры вместе с госпиталитами вскоре совсем отказались повиноваться. К тому же раздор между Фридрихом и курией принимал все более и более угрожающие формы. Григорий через двух францисканских монахов, которых он послал вслед императору в Сирии, запретил всем тамошним христианам повиноваться приказаниям отлученного, а кроме того вооружал войска для нападения на сицилийское государство Фридриха.

Поэтому император ни на минуту не сомневался о том, как ему действовать. Он велел вторично передать подарки султану Алькамилу, который находился в южной Сирии, и предложил ему, чтобы Иерусалим был передан теперь христианам. Алькамил отвечал уверениями в дружбе и посылкой ценных даров, но осторожно уклонялся от всякого разговора об уступке Святого города. Вероятно, во время возраставшего раздора между императором и папой он считал крестоносцев уже не особенно опасными для себя, между тем в лице своего племянника Анназира Дауда он видел более слабого противника, чем прежде в своем брате Альмуаззаме. Однако у Фридриха было еще достаточно силы для того, чтобы энергичной угрозой войны поддержать свое требование мирного соглашения. Он созвал все войска, которые были собраны на иерусалимском берегу, побудил даже тамплиеров и госпиталитов за собой следовать, отдавая свои приказания в крестоносном войске не от себя, а «во имя Бога и христианства», и двинулся из Аккона вниз по берегу в Иоппе. Оставаясь там зимой 1228–1229 г., он возобновил укрепления города и создал этим операционный базис для нападения на Иерусалим; в то же время он ревностно вел переговоры с Алькамилом, значительно умерил свои требования, которые, кажется, доходили вначале до уступки всего прежнего Иерусалимского королевства, и побудил, наконец, султана согласиться на это, чего он наиболее пламенно желал. 11 февраля 1229 г. между поверенными обоих государей был заключен договор. 18 февраля он был подтвержден клятвою Фридриха, а через несколько дней потом клятвою Алькамила.

К сожалению, до нас не дошли точные слова этого достопамятного документа, но главное содержание нам все-таки передано многими сообщениями того времени. По этому договору султан Алькамил прежде всего уступил императору Фридриху город Иерусалим с полным правом распоряжаться городом, как ему вздумается, и, следовательно, также укреплять его. Но мечеть Омара в Иерусалиме со всеми ее принадлежностями, т. е. со всем священным для мусульман «гарамом», остается их собственностью, и каждый невооруженный мусульманин имеет право стоять там на молитве, между тем, как христианам запрещено вступать в гарам. Кроме Иерусалима император получает еще целый ряд городов и деревень, а именно Вифлеем, Назарет и местечки, лежащие по дороге от Иерусалима в Иоппе и оттуда в Аккон, так что в руки христиан снова вполне досталась старая дорога пилигримов, ведущая через эти города в Иерусалим. Султан обязывается также выдать всех христианских пленников. Зато император обязывается охранять султана от всех его врагов, хотя бы это были христиане и особенно заботиться о том, чтобы государям Антиохии, Триполиса и Тортозы и многих других северно-сирийских городов и крепостей не была подана откуда-нибудь помощь. На этих условиях должен быть заключен между Фридрихом и Алькамилом мир, который должен продолжаться с 24 февраля 1229 десять лет пять месяцев и сорок дней.

Каким торжеством было для императора, когда ему удалось окончательно заключить этот договор с Алькамилом. Теперь было достигнуто то, из-за чего с страстным упорством сорок лет боролось христианство, к чему напрасно стремились как Фридрих I, Ричард Львиное Сердце и Филипп-Август, так и Иннокентий, Гонорий и Пелагий, из-за чего сотни тысяч самоотверженных мечтатателей лишились жизни: теперь наконец Святой город был освобожден от ига «безбожных язычников». Магометанский мир был глубоко потрясен ударом, который его постиг и Алькамилу нелегко было ослабить горькие упреки, которые ему делались, чтобы ему не помешали продолжать успешно войну с Анназиром Даудом, для которой у него теперь были развязаны руки. Зато среди христиан, и вместе немцев, поднялось сильное ликование, когда из уст в уста передавалось известие о возвращении Иерусалима, стали высказываться гордые надежды на новое, беспредельное счастье, и неиспорченное чувство масс с благодарной признательностью за его крестовый поход сплело императору Фридриху II венок славы, который не увял целые столетия.

Но сам победитель мало радовался своему успеху. Озлобление иерархической партии находило как вообще в этом мире, так и в отдельных его условиях, слишком достаточно причин неистовствовать против него все безумнее. Ведь император вел с мусульманами переговоры, вместо того, чтобы с ними драться; он не только дружелюбно принял послов Алькамила, но, искусно пользуясь своими богатыми познаниями, вольнодумно диспутировал с ними о метафизических проблемах и дерзко высказал в смелых, шутливых и насмешливых речах свой религиозный индифферентизм. Кроме того, хотя мир возвращал христианству священные места, но большая часть Иерусалимского государства все-таки оставалась в руках язычников, и оборонительный союз даже обязывал императора давать подкрепление против своих собственных единоверцев. Сюда относится именно условие, что Фридрих должен заботиться о том, чтобы никакая помощь не была подана князьям Антиохии и владетелям других северно-сирийских мест — это были тамплиеры и госпиталиты. Князь Боэмунд IV и оба рыцарские ордена со своими владениями вне государства Иерусалимского по этому условию были исключены из мира и предоставлены нападениям Алькамила. Трудно найти объяснение этого относительно Боэмунда, потому что неизвестно, по крайней мере, чтобы он был в то время во вражде с императором Фридрихом[82]. Совсем иначе было относительно рыцарских орденов, особенно тамплиеров, которые вполне пристали к иерархической партии и много раз тяжело оскорбляли императора, хоть было только выдумкой, будто тамплиеры даже указали султану Алькамилу удобный случай напасть на Фридриха и взять его в плен, но будто бы благородный мусульманин с пренебрежением отверг это указание[83].