История крестовых походов

22
18
20
22
24
26
28
30

При этом положении вещей очень понятно, что единомышленники Григория IX с раздражением смотрели на заключение мира. Хотя император пытался настроить благоприятно к этому миру наместника папы, патриарха Герольда Иерусалимского, велевши верному гроссмейстеру Немецкого ордена Герману Зальцу повести с ним об этом переговоры самым предупредительным образом, но вместо благодарности и признания он нашел только высокомерно презрительное порицание. В то же время пришло известие, что папское войско под предводительством Иоанна, прежнего короля Иерусалимского, напало на южную Италию и достигло уже значительных выгод. Тогда Фридрих понял, что ему надо как можно скорее покончить то, что оставалось еще сделать на Востоке. Он двинулся внезапно из Иоппе на Восток, и 17 марта 1229 вступил в освобожденный Иерусалим. Христиане Святого города и войско императора восторженно приветствовали друг друга и радостнее всех были вооруженные немцы, они пели свои военные песни и осветили вечером свои дома 18 марта в церкви Святого Гроба, «в честь вечного короля», Фридрих, как король Иерусалимский, надел на свою голову золотую корону и велел Герману Зальцу прочесть объяснение, где он указывал, сколько препятствий мешали ему раньше исполнить свою крестовую клятву и где он старался извинить суровые меры папы против него примирительными словами, что «Григорий не мог иначе избежать злых людских толков». Но уже на следующий день, 19 марта, по приказанию Герольда, в Иерусалим явился архиепископ Цезарейский и наложил на святые места интердикт. Пилигримов охватила ярость, что «был отлучен город, в котором Господь Иисус Христос был замучен и погребен». Между тем Фридрих увидел, что не мог здесь дальше оставаться, земля пылала под его ногами, он дал второпях необходимейшие приказания об укреплении Иерусалима, затем, «никем не приветствуемый», он устремился оттуда в Иоппе и Аккон. Пилигримы поспешно двигались за ним толпами.

Патриарх, который отверг «ложный мир», все-таки очень был доволен его плодами и потому тотчас после отъезда императора въехал со своими суффраганами в Святой город. Но скоро и он отправился в Аккон, чтобы натворить там столько зла, сколько было в его силах. Теперь прежде всего нужно было пунктуально исполнить перемирие с Алькамилом, чтобы Иерусалим не перешел тотчас опять во власть более сильного врага. Герольд напротив старался вызвать в Акконе вооружение к новой войне. Фридрих запретил это, а когда его слова не подействовали, он выступил против усилий патриарха и приверженных ему тамплиеров с военной силой. Тогда Герольд проклял тех, кто исполнял приказания императора и наложил на Аккон интердикт, между тем, как фанатические монахи со своих кафедр изрекали страшнейшие проклятия против развратного сына церкви. Наконец император сколько можно лучше позаботился о том, чтобы его волю уважали и после его отъезда для этого он назначил на самые важные посты Иерусалимского государства верных людей и подкрепил силы Немецкого ордена значительными подарками. Затем — 1 мая — он покинул Аккон и после счастливого путешествия прибыл 10 июня на Апулийский берег.

Здесь ему предстояла трудная задача. Хотя он во время своего крестового похода, с прибытием в Сирию до въезда в Иерусалим, и отправлял неоднократно послов к папе, чтобы извещать его о ходе предприятия и этим выразить свое желание примириться с церковью, но Григорий оставался совершенно недоступен ко всем просьбам о мире. Его войска, так называемые «Schlusselsoldaten», заняли до сих пор большую часть земель Сицилийского государства на материке, между тем как в остальной его части и даже на самом острове господствовало дикое возмущение против управления Фридриха. Император опять отправил послов для мирных переговоров с папой, но последний ответил новым отлучением от церкви и попытками подкрепить свое войско приверженцами из Ломбардии, Франции и Португалии. Тогда Фридрих взялся за оружие, соединил возвращавшихся на родину немецких крестоносцев с верными подданными, которые у него еще оставались в Апулии и Сицнлии, и изгнал папских солдат столь же коротким, сколь и блестящим походом на материк. После этого папе грозила бы большая опасность в его собственной области, если бы император, мудро владея собой, не протянул ему опять руку, предлагая мир. На этот раз папа, как это ни было ему трудно, должен был сделать уступку. Уже в ноябре 1229 начались переговоры между поверенными обоих правителей, и летом 1230 был заключен мир в Сен-Джермано, то есть в том же самом месте, где пятью годами раньше Фридрих должен был принять на себя тягостные обязательства крестового похода. 28 августа император был разрешен от отлучения и с этим вместе было признано, что он верно исполнил свой обет пилигрима. В первых днях сентября Фридрих и Григорий сходились на дружественные беседы; при них не было никакого свидетеля, кроме гроссмейстера Немецкого ордена Германа фон Зальца, который составлял естественное звено между ними, как духовный рыцарь и верный друг императора.

После мира в Сен-Джермано для Фридриха настали счастливые годы. После того, как он принудил папство примкнуть к его планам, его могущество все блистательнее возвышалось над Италией и Германией. Кроме того, он вошел в дружественные сношения с мусульманами, чтобы извлечь как можно больше выгод из богатой торговли с Азией и Африкой. Он заключил дружественные и торговые договоры с Алькамилом, могущественным султаном Сирии и Египта, так же как с владетелем Туниса и Марокко[84]. Теперь его флаг развевался как над его кораблями, так и над кораблями северноитальянских приморских городов, и говорят, что вплоть до Индии европейцы вели торговлю от имени великого франкского короля. Двор в Палермо стоял с тех пор высоко. Император был одним из богатейших государей в мире. Его палаты были украшены всем, что только могли произвести христианское и мусульманское искусство и промышленность, его свита состояла большею частью из ученых и приверженцев пророка, с которыми он работал и философствовал, но здесь нашли также место самое роскошное наслаждение жизнью и бесстыдное удовлетворение чувственности.

Эпилог крестового похода

Однако совсем противоположно блестящему положению, которое Фридрих занял после сен-джерманского мира в своих европейских государствах, является положение его азиатских владений, с тех пор как он оставил Святую Землю. Здесь сказались последствия тяжелых ошибок во время крестового похода, а также и то, что вражда римской церкви помешала ему достигнуть действительно удовлетворительного результата в переговорах с Алькамилом. Что касается последнего, то тотчас же оказалось, что христиане едва могли удержать Иерусалим, как город, почти замкнутый неприятельскими областями. Правда, сам Алькамил искренне выдерживал мир, в котором поклялся; зато маленькие и большие толпы мусульман, под предводительством фанатических факиров, своевольно продолжали войну, убивали множество пилигримов, шедших к Святому Гробу, много раз врывались в несполна еще снова укрепленный Иерусалим и однажды даже оттеснили христиан до последнего городского оплота, особенно до «Башни Давида». Если бы осажденным не была подана вовремя помощь из Аккона, то господство христиан в Иерусалиме, может быть, тотчас же бы кончилось. Теперь удалось отразить врагов при больших потерях и этим сохранить город еще на некоторое время.

Между тем и среди христиан на Сирийском берегу, а также и в Кипре начались отчасти раздоры, а отчасти открытая война. Главной причиной этого был неблагоразумно повелительный способ, которым император, летом 1228 г., вмешался в кипрские дела. Иоанн Ибелин. владелец Бейрута и прежний опекун короля Генриха Кипрского, правда, преклонился тогда перед могуществом Фридриха, но теперь понятным образом ждал только удобного случая, чтобы вытеснить с их мест чиновников и друзей императора, в руках которых было управление повсюду и на христианском Востоке. Уже он сам по себе был небезопасным противником, потому что был относительно сильный, умный и ученый человек. Но, кроме того, большинство дворян Кипра и Иерусалимского государства разделяло враждебное отношение к императору, потому что они видели в нем угрозу своему самовластию.

При этих обстоятельствах явилась в Аккон Алиса, мать юного короля Генриха, и предъявила юридические притязания на Иерусалимский престол, потому что как внучка Амальриха (1162–1173) она происходила от старого короля Святой Земли. Бароны, конечно, заявили на это, что их законный повелитель есть Конрад, сын императора Фридриха от его Иерусалимской супруги Изабеллы, но в то же время они отправили посольство в Апулию и просили императора, чтобы он отпустил своего сына в Сирию, как наследника государства. Так как Фридрих, как и надо было ожидать, не согласился отпустить так далеко Конрада, находившегося еще в нежном детском возрасте, то положение в Палестине сделалось бы еще более натянутым, чем прежде, даже если бы в то время война партий христианского Востока не разгорелась уже в другом месте, именно в Кипре.

Дело в том, что на этом острове император посадил в качестве своих наместников пять баронов, самых знатных из его приверженцев, и даже продал им за 10.000 марок серебра опекунство над королем Генрихом. Но как только он отъехал обратно в Европу, на Кипре началась война. Противники пяти опекунов вскоре призвали на помощь Иоанна Ибелина и одержали, в кровавой схватке при Никозии 24 июня 1229 г., такую полную победу, что у побежденных осталось только несколько укрепленных мест. Но вскоре и эти последние были замкнуты, и пять баронов, старавшихся там удержаться, несмотря на самое упорное сопротивление, принуждены были подчиниться Ибелину и его друзьям.

Тотчас после того император заключил мир в Сен-Джермано и решил тотчас же направить в Азию военные силы, которые ему были больше не нужны в Европе. В начале 1231 года он послал на Восток небольшое войско под предводительством маршала Ричарда Филанджиери. В Кипре он не мог ничего сделать, потому что там хорошо вооруженный Ибелин владел слишком хорошей позицией. Зато войску удалась высадка в Бейруте. Город был занят, а цитадель, закрывшая ворота от нападающих была тесно окружена. Маршал отправился в Аккон, чтобы привлечь рыцарство Иерусалимского государства для себя и для императора, то только раздул тлевшее там возмущение в яркое пламя. Иерусалимские бароны заявили ему, что своим действием против Бейрута, города, принадлежавшего владетелю Ибелину, он нарушил имперский закон, который не позволял ленному господину отнимать владений какого бы то ни было вассала без возбуждения и выполнения точно предписанного процесса. Вскоре после того эти господа вступили даже в так называемое Адриановское братство, т. е. которое основано было, кажется, в двенадцатом столетии как корпорация, служащая только религиозным целям, а теперь было обращено в политическо-военное товарищество, которое должно было охранять всеми средствами права земель от высшей императорской власти.

Когда Ибелин услышал об этом, он подумал, что может поравняться с своими врагами и в Сирии. Поэтому в феврале 1232 г. он оставил Кипр и отправился с небольшим войском к Бейруту. Но императорское войско, при котором находился снова и маршал Ричард, было все-таки сильнее, чем он предполагал. Поэтому он отправился дальше, в Аккон, вступил в Адриановское братство, привлек весь город на свою сторону и захватил почти все императорские корабли, которые находились там в гавани. Затем он двинулся со всей силой, которая собралась в Акконе, на север по дороге в Тир до Казаль-Имбера. Здесь его войска с высокомерной беззаботностью упустили все меры предосторожности, на них напало 3 мая штауфенское войско и они потерпели чувствительное поражение. Для восстановления власти императора можно было бы извлечь отсюда прочную выгоду, если бы маршал Ричард, воспользовавшись победой, отправился в Аккон, чтобы прежде всего снова подчинить Сирию своему государю. Но вместо того он как будто думал, что уже достиг этой цели, тотчас после сражения при Казаль-Имберте он отправился в Кипр, одержал здесь несколько мелких побед, но в скором времени его сильно притеснил следовавший за ним Ибелин. 15 июня при Никозии произошло кровопролитное сражение, в котором погибли лучшие из штауфенских рыцарей. После этого маршал бежал с острова и через несколько месяцев остров перешел снова вполне во власть Ибелина и его друзей.

Между тем папа Григорий ревностно поддерживал императора Фридриха, с которым жил теперь в мире и дружбе. Церковь Святого Гроба была, по приказанию Григория, снова освящена торжественнейшим образом; тамплиеров и госпиталитов ревностно увещевали уважать мир с Алькамилом и подчиняться распоряжениям императорского правительства. А патриарх Герольд Иерусалимский, так как он был страстным противником Фридриха, должен был передать представительство папского престола в Сирии патриарху Альберту. В 1234 году Григорий пошел еще дальше, назначив преданного императору архиепископа Теодориха Равеннского папским легатом на Востоке, а этот в следующем году велел Адриановскому братству в Акконе порвать его противозаконный союз и, когда встретил сопротивление, то наложил на город интердикт. Когда Григорий услыхал об этом, он сначала был вполне доволен поступком своего представителя. Но вдруг он переменил свой взгляд, потому что между ним и императором снова начались столкновения и в Европе предвиделись новые войны. Тогда папа нашел, что архиепископ Теодорих зашел слишком далеко и в особенности порицал интердикт, потому, что, по его мнению, нужно было очень щадить королевство Иерусалимское, в котором смешивалось много исповеданий и суровость вела только к отпадениям. Мирный договор, предложенный вслед за тем папой императору и его противникам, заключал для первого очень невыгодные условия. Поэтому Фридрих уклонился от заключения его, а также и сирийские бароны, понимая выгоду своего положения, не пошли ни на какую окончательную сделку. Таким образом, хотя Штауфены удержали за собой некоторые места Сирии и юный Конрад был признан наследником Иерусалима, но власть империи на христианском Востоке все-таки была в сущности уничтожена.

Таков был печальный эпилог именно того крестового похода, который возвратил христианам Иерусалим. Правда, император Фридрих сам содействовал этому дурному исходу некоторыми промахами[85]. Но если мы еще раз взглянем на великое движение пилигримов, которое с 1213 года вызвал Иннокентий III, если мы вспомним, с какой страстью требовали освобождения Святого Гроба этот папа, его преемники и их церковные орудия, если мы представим себе громадные толпы войск, которые с мужеством и ревностью выступали в бой в годы с 1217 до 1221 г. и вновь с 1227 до 1228 гг., и если мы спросим себя, почему это сильное стремление имело такие чрезвычайно скудные результаты, то приходится ответить, что если и мешали при этом некоторые побочные обстоятельства, но главную вину надо искать без сомнения в теократическом направлении римской церкви. Достаточно вредно было уже то, что это направление церкви вызвало прежде всего неудачу египетского похода. Но уже вполне вредно было то, что Григорий IX ставил интересы церковной власти выше забот о Святой Земле. Теперь, наконец, Иерусалим снова был в руках христиан, но в самом беззащитном состоянии. Только новый большой крестовый поход мог бы обеспечить Святой город на продолжительное время. Но могла ли церковь еще раз побудить народы Запада к одушевленному восстанию после того, как целое поколение людей приносило такие огромные жертвы напрасно, а особенно после того, как папство доказало, что его собственное возвышение ему важнее, чем судьба земли, «где стояли стопы Господа». Действительно, виды на будущее христианского господства на Востоке сделались почти безутешны.

Глава Х.

Шестой крестовый поход

Крестовые походы Тибо Наваррского и Ричарда Корнваллийского[86]

Как мы уже видели, между Фридрихом II и Алькамилом был заключен в феврале 1229 г. мир для Святой Земли более чем на десять лет, и Григорий IX не только признал этот мир в сан-джерманском договоре, но и действовал с тех пор для его соблюдения. Но несмотря на это, старый папа, не обращавший ни на что внимания в своей страстной необузданности, уже в 1231 г. и затем каждый год призывал снова к священной войне. Письмами и проповедями своих посланцев он старался возбудить народы Запада к принятию креста и денежным пожертвованиям для дела Иерусалима, и его неустанные побуждения подействовали по крайней мере настолько, что, кроме простого народа, заявляли мало-помалу свою готовность к странствию к Святым местам также значительное число по преимуществу французских и английских дворян. Но на долю Святой Земли от этого не выпало никакой поддержки. Если император Фридрих и не противился некоторое время стремлениям папы, то потом это изменилось, когда он во второй половине тридцатых годов решился сделать новую попытку подчинить ломбардов своей власти, и вследствие этого снова разошелся с римской курией. Теперь у него не было более основания щадить папу, и потому он прямо объявил крестоносцам, что они должны пока отказаться от своего предприятия, потому что мир с Алькамилом еще не кончился.

Весьма понятно, что при всех этих обстоятельствах охота к священной войне все более и более падала. Но и крестовые проповедники различным образом вредили делу, которому хотели содействовать. Некоторые из них вели себя слишком высокомерно, другие возбуждали справедливое негодование своей жадностью к деньгам, они заботились гораздо более о звонкой монете, чем о пилигримах, тем, кто платил деньги, давали такое же разрешение грехов, как и тем, которые обещали лично идти в бой, а тех, которые приняли уже крест, освобождали за известную сумму от обета. Неудивительно, что результатом такой крестовой проповеди явилась повсеместная распущенность и в особенности распространилось по всей стране самое отвратительное гонение на евреев.

Восток представлял в эти годы также весьма печальную картину. Не только продолжалась вражда между приверженцами Штауфеноа и их противников; но и кроме того христианская область была наполнена раздорами, насилием и безнравственностью. Светские и духовные власти враждовали, иерусалимские клирики выдумали какую-то «темницу Иисуса Христа», которую показывали благочестивым христианам только за деньги, рыцари Храма и Госпиталя сделали свои дома притоном преступления и местопребывания роскоши, распущенности, и как говорила молва, даже еретичества. Наконец в северной Сирии христиане с соседними мусульманами доходили не раз до войны. Первые, и особенно опять тамплиеры и госпиталиты, предпринимали безумно дерзкие походы в неприятельскую область, причем, наконец, в 1237 году, тамплиеры потерпели почти полное поражение невдалеке от крепости Дарбассака.