Роб снова шлепнул по воде, и они схватились друг с другом. Роб был ростом гораздо выше Меира, но тот был сильным! Он толкнул Роба под воду, юноша же вцепился пальцами в его бороду и потащил еврея вслед за собой, все глубже и глубже. Они погружались, а тела покрывались словно бы крупицами инея, холодного-холодного, пока Робу не показалось, что его кожа сделана из серебристого льда.
Еще глубже.
Наконец, в один и тот же миг, оба они испугались, что вот так, играючи, утонут. Отпустили друг друга и вынырнули, жадно хватая ртом воздух. Не было ни побежденного, ни победителя, и они дружно поплыли к берегу. Выбираясь из воды, оба дрожали, ощущая, что наступают осенние холода, и отчаянно втискивали в одежду свои мокрые тела. Меир заметил, что Роб обрезан, и вопросительно взглянул на него.
– Кончик лошадка откусила, – сказал на это Роб.
– Несомненно, кобыла, – с серьезным видом согласился Меир. Он бросил пару слов на своем языке остальным, и те заулыбались Робу. Евреи надевали на голое тело странные одеяния с бахромой. Когда они были голыми, то вели себя как все люди. Одевшись же, снова превратились в чужаков, появилось в них нечто экзотическое. Они заметили, что Роб их разглядывает, но он не спросил, что это за странные одеяния, а объяснять просто так никто не стал.
Когда озеро осталось далеко позади, пейзаж стал уже не таким красивым. Ехали по бесконечной прямой дороге, тянулись миля за милей среди однообразного леса или похожих друг на друга как две капли воды полей – вскоре это наскучило невыносимо. Роб искал спасения в собственных фантазиях, представлял себе, как выглядела эта дорога в первое время после постройки, одна via81 в обширной сети из тысяч таких же, благодаря которым Рим завоевал весь мир. Сначала, должно быть, шли разведчики, передовой отряд конницы. За ними – полководец на своей колеснице с возницей-рабом, окруженный трубачами: звук рожков создавал атмосферу торжественности и подавал сигналы войскам. Вслед за полководцем – трибуны и легаты, штабные офицеры, верхами. За ними маршировал легион, ощетинившийся колючим лесом копий – десять когорт самых умелых убийц во всей истории, в каждой когорте по шестьсот воинов, и каждую сотню возглавляет центурион. И, наконец, тысячи рабов, которые делают то, что не под силу тягловым животным – тянут торменты, гигантские военные машины, ради которых, собственно, и прокладывались эти дороги: огромные мощные тараны, пробивающие бреши в стенах городов и крепостей; зловещие катапульты, которые обрушивают на противника град стрел; громадные баллисты, пращи богов, из которых вылетают и несутся по воздуху целые каменные валуны или бревна, превращенные в чудовищные стрелы. И в самом хвосте колонн – повозки, груженные impedimenta, багажом. Правят повозками жены и дети воинов, продажные девки, торговцы, посыльные, чиновники – муравьи истории, живущие объедками пиршества римлян.
А теперь римские армии превратились в легенды и сны, рассыпались прахом те, кто сопровождал их в походах, давно уж нет правителей, которым служили те чиновники, но дороги остались, нерушимые римские дороги, настолько прямые, что можно уснуть, глядя на них.
Дочь Каллена снова шла, поравнявшись с его повозкой, а конь ее был привязан к одной из вьючных лошадей.
– Хотите сесть со мной рядом, госпожа? Для разнообразия неплохо прокатиться в повозке.
Она не решалась, но Роб протянул ей руку, она ухватилась и позволила ему втащить ее на козлы.
– Щека у вас зажила просто чудесно, – заметила девушка. Она зарделась, но удержаться от беседы была не в силах. – Остались только легкие шрамики от царапин. Если повезет, они поблекнут.
Роб почувствовал, как краска заливает его собственное лицо. Уж лучше бы она не рассматривала его так пристально.
– А как вы умудрились так пораниться?
– Встретился с разбойниками на большой дороге.
– Я молю Бога, чтобы он охранил нас от такого, – сказала Мэри Каллен с глубоким вздохом и задумчиво посмотрела на Роба. – Поговаривают, что слухи о разбойниках-мадьярах распустил сам керл Фритта, чтобы вселить в путников страх и заставить их присоединиться к каравану.
– Насколько я понимаю, – пожал плечами Роб, – это вполне в духе мастера Фритты. А мадьяры кажутся вовсе не такими страшными. – По обе стороны дороги крестьяне убирали овощи.
Наступило молчание. Каждая кочка на дороге подбрасывала повозку, и Роб то и дело касался нежной ягодицы или крепкого бедра девушки, а запах ее тела напоминал слабый терпкий аромат, который издают нагретые солнцем ягодные кустарники. Роб, без труда покорявший девушек по всей Англии, почувствовал, как охрип у него голос, когда он попытался снова заговорить:
– А вы всегда носили второе имя Маргарет, мистрис Каллен?
– Всегда, – удивленно взглянула она на него.
– А другого имени не упомните?