Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока остальные спускались, я подошел к столу. Смутное подозрение шевельнулось во мне от первого же беглого взгляда на тряпье у стола. Я замер, вглядываясь.

А потом взглянул на стол.

Там виднелось что-то под толстым слоем пыли. Что-то плоское и продолговатое, вроде портсигара.

Я неподвижно разглядывал это; рядом уже стояли Суваев, Риггельд и Юлька. Смагин сопел за спиной.

Рука сама потянулась к столу. Пыли было действительно много, и я медленно стер ее с гладкой поверхности портсигара.

Суваев сдавленно кашлянул.

— Это… Это то, что я думаю?

Я взял вещицу со стола. Раскрыл. Как блокнот. И взглянул на мертвый экранчик. Потом на Суваева. И, для чего-то растягивая слова, сказал:

— Да, Паша. Это именно то, что ты думаешь. Двойник моего прибора-интерфейсника. А вон то, под столом, когда-то было капитаном этого корабля.

Суваев шумно вздохнул.

А секундой позже экранчик пыльного интерфейсника засветился.

Видит Бог, я дернулся так, что едва не выронил прибор из рук. И еще: привычного толчка в кончики пальцев я не ощутил.

Ну да, правильно, эта штука считала капитаном вовсе не меня.

50. Виктор Переверзев, старший офицер-канонир, Homo, крейсер Ушедших «Волга»

Ханька уже влез в биоскафандр и пытался срастить створки на груди голове. Но створки почему-то не срастались.

Фломастер был ранен в бок, поэтому раздевался медленнее. Он знал, что стоит ему подключиться к кораблю, и боль пройдет. Корабль его вылечит. Сколько раз он не находил даже следов случайных царапин на руках после вахты.

Осторожно, без резких движений, Фломастер продел ноги в штанины. Руки — в рукава.

И ничего не ощутил. Никакого живого покалывания. Внутренность скафандра впервые казалась склизкой и холодной.

— Не работает! — Ханька, держась за дверцу шкафа, вопросительно глядел на Фломастера. — Нас не пускают на вахту.

— Между прочим, ни на одном шкафе не обозначена готовность. Вообще ничего не обозначено, — сообщил Костя Чистяков. — По-моему, они просто отключены от общей системы.